Слепой мир. Сборник

Девушка отсутствовала достаточно долго, и я успел просмотреть бумаги Фуллера. Две странности сразу же привлекли мое внимание. Во-первых, не хватало части его заметок. Он мне неоднократно рассказывал, что работает над вопросом о влиянии симулэлектроники на понимание природы человека. Я же не нашел об этом ни одной строчки. Во-вторых, один из ящиков его стола — тот, в котором он хранил свои самые важные работы, — явно был взломан.

Что касается остальных записей, то они не содержали ничего интересного для меня. Факт, который ничуть меня не удивил.

Джинкс вернулась и села на диван, сложив на коленях руки, напряженная и серьезная. Ее лицо вновь обрело свежесть, но чистые и строгие линии рта выражали сердитую сдержанность.

— Все осталось так же, как и при докторе Фуллере?

— Никто ни к чему не притрагивался.

— Некоторые записи отсутствуют.

Глаза Джинкс расширились.

— Откуда вы это знаете?

— Я же был в курсе всех его работ.

Она отвела глаза — со смущением? — потом снова взглянула на меня.

— На прошлой неделе он уничтожил часть бумаг.

— Уничтожил?

— Сжег.

Я показал на взломанный замок.

— А это?

— Я… — Она подошла ко мне. — Это что, форменный допрос?

Я улыбнулся.

— Просто я пытаюсь восстановить некоторые его исследования.

— Но ведь это не очень важно? — И, прежде чем я успел ответить, добавила: — Давайте прокатимся на машине, Дуг?

Я вновь отвел ее к дивану, и мы сели радом.

— Только сначала один-два вопроса. Этот замок?

— Папа потерял ключ недели три назад. Должно быть, он вскрыл его своим перочинным ножом.

Она лгала. Год назад я помог доктору Фуллеру установить на этот ящик запирающее устройство на биосопротивлении, потому что он вечно терял ключи.

Джинкс поднялась с дивана.

— Если мы действительно едем кататься, я возьму свою накидку.

— А тот набросок, который сделал ваш отец…

— Набросок?

— Рисунок Ахилла и черепахи, красными чернилами. Вы его не уносили из кабинета?

— Я его даже не заметила.

Она не только видела его, но и, как я хорошо помнил, долго разглядывала. Я решил идти напролом, чтобы посмотреть, какова будет ее реакция.

— Джинкс, я хочу знать, действительно ли ваш отец умер в результате несчастного случая.

Она в ужасе открыла рот и отшатнулась от меня.

— О! Дуг, вы серьезно? Вы хотите сказать, что его… кто-то убил?

— Я так думаю. И я надеялся найти в его записях какой-нибудь намек, позволяющий узнать, кто это сделал и почему.

— Но кто же мог желать его смерти? — Она озабоченно молчала несколько минут, потом продолжила: — Если вы правы, Дуг, то вы тоже в опасности. О Дуг, нужно это все забыть!

— Вы не хотите, чтобы виновного поймали?

— Я не знаю, — секунду она колебалась. — Я боюсь. Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Я отметил, что она не предложила обратиться в полицию.

— Почему вы думаете, что со мной может что-нибудь случиться?

— Я… О! Дуг, я не знаю, что и думать… Я боюсь.

* * *

Блестящий серебряный диск полной луны превращал прозрачную крышу машины в серебристо-молочный купол, бросающий мягкие отсветы на лицо девушки.

Сдержанная и далекая, неотрывно смотрящая на дорогу, которая простиралась перед машиной, плывущей на воздушной подушке, она походила на хрупкую фарфоровую статуэтку, готовую рассыпаться от лунного света.

Сейчас она молчала, но несколько минут назад снова заклинала меня забыть, что ее отец мог быть убит.

Я был весьма озадачен. Казалось, она стоит стеной между загадкой гибели отца и мной. И я не мог отделаться от мысли, что она старается защитить виновного в гибели Фуллера.

Я коснулся ее руки.

— Джинкс, у вас неприятности?

Для нее было бы нормально спросить меня, почему я так думаю. Но девушка сказала лишь:

— Нет. Конечно, нет.

Эти слова она произнесла так спокойно и рассудительно, словно решила твердо придерживаться линии поведения, которую уже избрала для себя. Я почувствовал, что настаивать тут бесполезно. Нужно было идти другим путем, хотя Джинкс могла помочь мне быстро достичь цели.

Я тоже погрузился в свои мысли и поставил машину на автопилот, предоставив ему мчать нас по пустынной дороге. Вся эта серия несчастных случаев могла иметь только два возможных объяснения. Или какой-то злоумышленник, обладающий необыкновенной властью и опасными и не вполне понятными возможностями, преследовал неизвестные цели. Или в действительности не происходило никаких необычных событий, а все это было лишь плодом моего воображения.

Я не мог отделаться от странного впечатления, что некая тайная и грубая сила стремится отвратить меня от поисков причин смерти Фуллера, в то же время незаметно подталкивая меня к мысли, что, если я перестану ей противодействовать — как, казалось, хотели и сама эта сила, и Джинкс, — все снова придет в норму.

Я очень хотел, чтобы все было хорошо. Взглянув на девушку, сидящую рядом со мной, я внезапно осознал, до какой степени мне хочется, чтобы все вошло в норму. В лунном свете она была еще красивее, воплощая теплое приглашение забыть отчаяние и примириться с ходом вещей.

Как будто отвечая на мои мысли, она прижалась ко мне и положила голову мне на плечо.