Слепой. Обратной дороги нет

Зато гадать, что предпримет по этому поводу Федор Филиппович, не приходилось. Генерал Потапчук всегда довольно ревностно относился к чести мундира и не скрывал, что, по его мнению, смерть лучше позора. Поэтому Глеб ничуточки не удивился, когда, пройдя Дарданеллы и проплывая мимо Трои, получил радиограмму следующего содержания: «Друг встречает в Риме зпт готовьте объятия тчк Федор». Сие, несомненно, означало, что подполковник Котов вылетел в Рим, чтобы встретить там Паречина и прострелить ему голову, которая слишком много про него знала. Это означало также, что Глеб должен успеть выстрелить первым, поставив таким образом жирную точку в некрасивой истории сотрудничества офицера ФСБ с албанскими террористами. Это было решение в стиле Федора Филипповича: не слишком красиво с точки зрения закона, зато быстро и аккуратно, и честь мундира была бы в порядке.

Но в Риме их никто не встретил. Никто не выслеживал их, не крался по пятам с пистолетом и вообще не проявлял к их драгоценным персонам ни малейшего интереса. Глеб терялся в догадках, пытаясь понять, что задумал Котов; возможно, подполковник сообразил-таки, что старый лис Потапчук приготовил ему какую-то ловушку, и решил, плюнув на свои счеты с Паречиным, рвануть куда глаза глядят, благо мир велик и для человека с деньгами и подготовкой профессионального разведчика границ в нем, можно сказать, не существует.

…Они сидели под навесом уличного кафе, ожидая, когда принесут заказ, и, покуривая, смотрели по сторонам. Паречин снова нес какую-то ахинею, но в последнее время Глеб к нему притерпелся и научился просто-напросто отключать сознание, пропуская монологи Всеволода Витальевича мимо ушей. Легкий ветерок играл крахмальными скатертями, тревожил юбки проходивших по улице девушек и трепал страницы толстой газеты, забытой кем-то на соседнем столике – кажется, «Оссерваторе Романо». Когда очередное дуновение, чуть более сильное, чем другие, приподняло верхнюю страницу, поставив ее почти перпендикулярно поверхности стола, Глеб успел прочесть набранный жирным шрифтом заголовок: «Русский фальшивомонетчик отказывается от дачи показаний!» Под заголовком красовалась фотография, показавшаяся Сиверову до боли знакомой, хотя живых фальшивомонетчиков, способных позировать перед камерами журналистов, среди его знакомых не было. Такие знакомства у него обычно продолжались ровно столько времени, сколько требуется, чтобы прицелиться и спустить курок, но вот поди ж ты…

Глеб дотянулся до газеты и перетащил ее к себе на колени.

– Гляди-ка, – воскликнул он, прервав болтовню Паречина, – твой знакомый в газеты попал!

Водитель глянул, вздрогнул и начал покрываться трупной зеленью.

– Что пишут? – спросил он, сглотнув.

– А ты по-итальянски не читаешь? – удивился жестокий Глеб. – Странно, странно… Как же это ты, водитель первого класса с большим опытом заграничных поездок, собирался по Италии колесить, не зная языка? Ай-яй-яй, нехорошо…

Он стал неторопливо, вдумчиво читать заметку, не обращая внимания на изнемогавшего от тревоги и любопытства Паречина.

В заметке было сказано, что позавчера в Римском аэропорту был задержан гражданин России, пытавшийся незаконно провезти в страну около двухсот тысяч евро. Когда таможенник потребовал предъявить багаж для досмотра, хитрый контрабандист симулировал сердечный приступ, но был быстро приведен в чувство и задержан для выяснения всех обстоятельств и проведения личного досмотра. В ходе проверки практически сразу выяснилось, что все обнаруженные при нем деньги – фальшивые, хотя и выполненные на довольно высоком техническом уровне. После чего задержанный, решив, по всей видимости, притвориться невменяемым, попытался разбить голову о стену…

Дочитав до этого места, Глеб уронил газету на пол и начал хохотать. Он смеялся долго и с огромным удовольствием, не обращая внимания ни на текущие из-под темных очков слезы, ни на дражайшего Всеволода Витальевича, который, ничего не понимая, все дергал его за рукав и растерянно заглядывал в лицо.