Слепой поводырь

Анна, едва ступив на смотровую площадку, выходящую на Николаевский проспект, невольно остановилась.

— Какой вид! — восхитилась она.

— А если бы мы взобрались на колокольню, то любовались бы городом с высоты птичьего полёта. Ведь она стоит на самом высоком месте Ставрополя, который сам расположен на 1996 футах[36] над уровнем моря. Только это лучше всего делать рано утром, во время восхода солнца. В детстве, упросив сторожа, мы с друзьями поднимались по внутренней каменной лестнице, а когда она заканчивалась, приходилось карабкаться уже по деревянной. Но чтобы попасть во внутрь купола, надо было лезть дальше по свисающей вниз металлической корабельной цепи с широкими ячейками, куда пролазила лишь одна ступня. Не многие на это решались.

— Как интересно!

— Предлагаю спуститься по Соборной лестнице к старому бассейну. Она имеет девяносто семь ступенек и восемь площадок, а по бокам, как видите, обрамлена стройными тополями. Вход украшен двумя каменными колоннами с пирамидальными верхушками и нишами. В них вставлены иконы с лампадками. Они горят днём и ночью. За этим следит церковный староста и его помощники. А в 1850 году по этим ступенькам к собору поднимался, тогда ещё наследник престола, будущий император Александр II. К слову, он посетил наш город и позднее: в 1861 году и в 1870 году, уже в бытность императором.

— А всё-таки жаль, что в городе нет ни железной дороги, ни судоходной реки. Как бы хорошо было сойти здесь на пристань, как в Самаре или Нижнем! Или попасть в здание вокзала с зимним садом, как в Петербурге. Разве не здорово, а? — спросила Анна, сбегая по ступенькам.

— Железную дорогу обещают провести до станции Кавказской, а оттуда можно будет добраться куда угодно. Отец мне писал, что в город прибыли инженеры для составления проекта. Думаю, лет через пять-десять её обязательно построят. До Кавказской всего-то вёрст сто пятьдесят.

— Пять-десять лет? Да это же целая вечность! Что будет с нами через десть лет?

— Не знаю. — Ардашев пожал плечами. — Надеюсь, к этому времени я посещу десятки стран.

— Замечу, что вы до сих пор так и не рассказали о себе.

— Я будущий переводчик восточных языков. Толмач, если хотите. Учусь, как и вы, в столице.

— Завидный жених! — бросила Анна и сбежала на следующую площадку Соборной лестницы. Клим догнал её, и они пошли молча.

От городского бассейна-фонтана, расположенного напротив здания городской думы струился фонтан. Водовозы наполняли бочки, стояли горожане с коромыслами, а у Гостиного ряда фонарщики уже приставляли лестницы к столбам и снимали лампы, чтобы зажечь фитили. Жара спадала медленно. Мостовая, стены домов и выложенные ракушечником тротуары, ещё не остыли. Дворники разбрызгивали из вёдер вениками воду, пытаясь бороться с пылью при входе во дворы, но влага тотчас же высыхала, словно попадала на раскалённую сковородку. Слышался стук копыт, проезжающих по Николаевскому проспекту фиакров, отдалённый собачий лай и чья-то нетрезвая песня под гармошку. Жители окрестных домов затворяли ставни, город готовился ко сну.

Миновав Казанскую площадь и ещё не пройдя гостиницу «Варшава», Ардашев вдруг услышал небольшой хлопок, точно лопнул воздушный шарик.

Пройдя саженей десять и повернув направо, он увидел, что в арке гостиницы «Херсон» лежит человек.

— Наверное, плохо кому-то, — предположил Клим. — Давайте посмотрим. Может, нужна наша помощь?

— Пьяный?

— Проверим, — ответил Клим и склонился над телом.

Из-под едва заметного отверстия у левой мочки уха незнакомца вытекала кровь, образовав ещё совсем небольшую лужицу. Ардашев перевернул тело на бок, и прямо на него уставились знакомые, но уже остекленевшие глаза, усы-сабли и клиновидная бородка.

Анна, вздрогнув, пролепетала:

— Это же Вельдман.

— Да, и судя по всему, он уже мёртв. Там на базаре у сторожевой будки стоял городовой. Не могли бы вы его позвать? А я пока побуду здесь.

— Нет, лучше вы сходите, а я покараулю, — предложила девушка.

— Как скажете, — пожал плечами студент и удалился.

Он вернулся через пять минут, но… в арке гостиницы «Херсон» не было ни Анны, ни тела магнетизёра.

Клим опешил, ни в силах произнести и слова. Его растерянность заметил полицейский.

— Ну? И где же труп?

— Признаться, сам не могу понять, — робко проронил Клим, чувствуя, как у него под усами начинает бить нервная жилка.

— Что же вы полиции голову морочите, мил человек? — недовольно выговорил городовой и шлёпнул на своей правой щеке комара.

— Труп лежал у стены арки. Вот здесь, лицом вниз.

— Ну если так, то где же он?

— Я не знаю. Видимо, кто-то его забрал.

— Забрал, говорите? — усмехнувшись в усы, выговорил городовой. — И кому нужен мертвяк?

— Но на булыжниках остались следы крови. Вот же, видите? — указал Ардашев.

— А может, это гуся резали али петуха? Почём мне знать?

— Нет, это было тело господина Вельдмана.

— Факира, что ль? Который давеча в театре сеанс давал?

— Да. Он, как я понял, поселился в этой гостинице.

— А мы сейчас проверим, милостивый государь. Ежели он жив и здоров, то за такие шуточки под арест пойдёте.