Слепой. Приказано выжить

Оперативник частного сыскного агентства Павел Рябинин по прозвищу Бизон опустил бинокль и, пятясь, по-пластунски отполз от края обрыва. Он редко делился со знакомыми воспоминаниями о своем прошлом; ему было что вспомнить, но то, чем другие хвастаются всю жизнь, он хотел как можно скорее забыть.

На факультет журналистики он пришел после службы в армии и уже тогда был полным, чтобы не сказать тучным. Вес он набрал в госпитале, где отлеживался после полученного в Чечне тяжелого ранения; оно же — вернее, вызванный им запрет медиков на тяжелые физические нагрузки — помешало бывшему сержанту ВДВ вернуть себе прежнюю форму. Бизон вырос в семье журналистов и никогда не мыслил себя в иной профессии. Храня верность юношеской мечте и данному родителям обещанию, он окончил университет и пару лет работал по специальности. Но после Кавказа эта работа казалась пресной и скучной, а вранье, все шире расползавшееся по газетным страницам и экранам телевизоров, вызывало у него рвотный рефлекс. Под огорченные и укоризненные вздохи родителей Бизон ушел из профессии, с полгода перебивался случайными заработками, а потом как-то невзначай прибился к детективному агентству и нашел, что такая работа его вполне устраивает.

Словом, для выполнения этого несложного задания Бизон подходил даже лучше, чем казалось Глебу Сиверову, и опасность для него представлял куда большую, чем хотелось бы Слепому. Дело, изначально представлявшееся пустяковым, мгновенно приобрело иную окраску, когда в старый цейссовский бинокль, привезенный с войны дедом-фронтовиком, Бизон разглядел автомат и СВВ с мощным телескопическим прицелом — не дающий промаха в умелых руках «винторез».

Он провел почти весь день, переползая по краю обрыва с места на место так, чтобы солнце все время светило ему в спину, и предательский блеск линз не выдал его присутствие. Те, кого он ждал, появились только вечером, и сразу стало понятно, что ожидание было не напрасным. Снайперская винтовка, автомат и свежевырытая яма в песке прямо и недвусмысленно указывали на серьезность питаемых людьми из джипа намерений, заставляя задуматься, кто же на самом деле тот приятный малый, с которым Бизон от случая к случаю обсуждал сравнительные достоинства мотоциклов — в частности, своего построенного на базе «Урала» чоппера и шоссейного «БМВ» Федора Молчанова.

Снайпер залег в неглубокой ямке на выступе песчаного откоса метрах в пятидесяти от джипа — то есть на расстоянии, исключавшем возможность промаха, если только он умел отличить ствол винтовки от приклада и не собирался стрелять с закрытыми глазами. Автоматчик вернулся за руль и спокойно закурил; расчеты заняли места по боевому расписанию, смотреть стало не на что, и Бизон, сняв с шеи потертый ремешок, аккуратно зачехлил семейную реликвию.

В то, что лихие девяностые кончились и благополучно канули в Лету, мог поверить кто угодно, но только не бывший криминальный репортер, а ныне оперативник частного сыскного агентства Павел Рябинин. Возможно, это утверждение справедливо для территории, ограниченной Садовым Кольцом, но за пределами МКАД мало что изменилось с тех пор, когда одетая в спортивные костюмы и кожаные куртки братва наводила страх на кооператоров и пачками валила друг друга в крутых разборках.

Впрочем, на братков двое из джипа походили мало, да и разборкой тут, похоже, не пахло. «Мелкое недоразумение», — сказал Молчанов, и, убирая бинокль в рюкзак, Бизон подумал: если вот это ты, приятель, называешь мелким недоразумением, как же тогда в твоем представлении выглядят крупные неприятности?

Решая, кому позвонить и звонить ли вообще, Бизон колебался недолго. В полицию он не позвонил потому, что по роду обеих своих специальностей много и тесно контактировал с представителями правоохранительных органов и вынес из этого общения твердое убеждение в том, что обращаться к ним за помощью надлежит лишь в том случае, когда иного выхода просто не существует. Да и тогда следует три раза подумать, прежде чем снять трубку и позвонить в дежурную часть. Кроме того, в данном конкретном случае полиция, даже решив оторвать свой собирательный зад от стула и вмешаться, могла не столько помочь, сколько навредить.

От мысли вообще никому не звонить, а просто оседлать мотоцикл и уехать Бизон тоже отказался. Нельзя сказать, чтобы эта скользкая мыслишка не приходила ему в голову. Более того, по зрелом размышлении она вовсе не казалась такой уж скользкой: с точки зрения нормального обывателя этот вариант представлялся самым разумным из всех возможных. Но человеку, прошедшему горнило чеченской бойни, нормальным обывателем уже не стать, как бы он к этому ни стремился. На войне Бизон привык четко делить окружающих на своих и чужих — тех, кого надлежит выручать из беды даже с риском для собственной жизни, и тех, кого не грех взять к ногтю при первом удобном случае.