Слепой. Тропою белого дьявола

Климов не знал, что имел в виду Федор Филиппович, написав на клочке бумаги: «У тебя есть полчаса», но не сомневался, что никакими шутками или попыткой взять на понт тут даже и не пахнет. Просто Федя Потапчук, как, кстати, и сам Андрей Никитич, терпеть не мог выносить сор из избы. Человек слаб, в жизни случается всякое, но вот посторонним об этом знать вовсе не обязательно. К чему это все – судебные процессы, газетные статьи, телевизионные репортажи? Да и Андрей Климов уже не мальчишка сопливый, чтоб на нарах париться. Перед законом все равны, но, помимо закона, есть и какие-то другие вещи – здравый смысл, например. Ну, осудят генерала Климова на длительный срок заключения, ну, укатают куда-нибудь за полярный круг… Что толку-то? Ни раскаяться, ни исправиться, ни хотя бы искупить свою так называемую вину он уже не сможет, да и не успеет – просто подохнет в зоне, вот и все искупление. Зато скандал получится на всю страну, и на Запад что-нибудь непременно просочится. Вот и получается парадокс: безнаказанным генерала Климова оставить нельзя, а попробуй наказать по закону – только хуже получится. Для всех хуже, и в первую очередь для страны, интересы которой этот закон, по идее, должен оберегать…

Климов снова посмотрел на часы. Пока он размышлял, внутренне признавая правильность и справедливость безмолвно сделанного Потапчуком предложения, пролетело уже целых двадцать минут. Остатки чая в стакане совсем остыли, а патрон в руке, наоборот, нагрелся и был на ощупь теплым, почти горячим, как маленькое, голое животное, вроде новорожденного крысеныша. Генерал с отчетливым стуком поставил его на стол, чиркнул зажигалкой и поднес ровный треугольник бензинового пламени к уголку оставленной Потапчуком записки. Бумага весело занялась; спасая пальцы, Андрей Никитич поспешно положил пылающий клочок в трофейную немецкую пепельницу и выдвинул верхний ящик стола.

Его табельный пистолет был заряжен. Сам не зная зачем, генерал вынул обойму и оттянул назад ствол, выбросив оставшийся там патрон. Потом взял со стола подарок Потапчука, аккуратно вложил в патронник и поставил оружие на боевой взвод. Бумажка в пепельнице почернела и скукожилась, огонь погас, испустив напоследок извилистую струйку вонючего белого дыма. Вынув из письменного прибора дорогую чернильную ручку, Климов ее металлическим колпачком тщательно измельчил и перемешал пепел, а потом высыпал его в корзину для бумаг.

Покончив с делом, он закурил. Пистолет с одним патроном лежал перед ним на столе; генерал курил, поглядывая то на него, то на часы. Ему вдруг подумалось, что, сам того не осознавая, он до этой самой минуты все еще надеялся на чудо. Потому, наверное, и воспользовался патроном Потапчука, хотя своих было сколько хочешь – полная обойма и еще один в стволе. Ну, а вдруг это была шутка, смысла которой он просто не понял? Вдруг этот патрон не выстрелит? Он спустит курок, механизм сухо щелкнет, дверь распахнется, и хохочущий Потапчук заорет во все горло: «Здорово я тебя разыграл?!»

Он криво усмехнулся собственным мыслям. Ведь, казалось бы, взрослый, даже пожилой человек, разведчик, генерал, а в голову все равно лезет какой-то бред. Ну, да что тут удивительного? Кому же охота признавать, что партия проиграна вчистую и матч-реванш уже не состоится – никогда, ни при каких обстоятельствах?

Докурив сигарету, он раздавил окурок в пепельнице и снова посмотрел на часы. Полчаса уже прошло; строго говоря, с того момента, как Потапчук закрыл за собой дверь кабинета, часы отстукали целых тридцать четыре минуты. Так, может, это все-таки было что-то вроде розыгрыша? Может быть, не желая предавать дело огласке, а то и вовсе не имея доказательств его вины, этот старый хрен Потапчук решил примитивно взять его на пушку? Авось сам застрелится, а не застрелится – тогда и посмотрим, с какого конца его взять… А? Тогда рассиживаться нечего, надо брать ноги в руки и бежать куда глаза глядят – от Потапчука подальше, к денежкам своим поближе…

Из приемной послышался какой-то слабый шум. Слабым он казался, конечно же, из-за двойной звуконепроницаемой двери, а на самом-то деле шумели, надо полагать, от души, ничуть не стесняясь тем обстоятельством, что находятся, черт их дери, не в солдатском нужнике, а в приемной генерала ГРУ. Потом дверь распахнулась настежь, и на пороге возник двухметровый громила в камуфляже с капитанскими погонами – слава богу, без автомата, но в бронежилете и с пистолетом наголо. Следом за ним в кабинет вошли другие, выглядевшие именно так, как должны выглядеть члены группы захвата.

– Генерал-майор Климов? – спросил капитан, как будто и впрямь рассчитывал застать в кабинете кого-то другого.

– Я, – ответил Андрей Никитич, схватил лежащий на столе пистолет, сунул дуло в рот и спустил курок.

Никаким розыгрышем тут, понятно, даже и не пахло, но разорванный пулей мозг уже не успел этого осознать.

* * *