Слепцы

Дверь в доме Крыс приказал поставить дубовую, оковать ее самым лучшим железом. И в тоннель лаз закрывался люком из дубовых досок, снизу перекрывался толстенным железным засовом, так что достаточно только спуститься, чтобы оказаться вне досягаемости для любого врага.

Почти для любого.

На перекрестке Старый Крыс приказал двоим охранникам остановиться и перекрыть улочку: она неширокая, можно, раскинув руки, достать до противоположных домов. Если кто-то гонится – неизбежно натолкнется на этих вооруженных здоровяков. Даже если им не удастся остановить врагов – их может оказаться слишком много, – то задержать, пока откроется дверь в доме, они точно смогут.

В боку с непривычки начало колоть, будто кто-то тыкал шилом. Крыс прижал боль рукой и ускорил шаг – нужно было что-то большее, чем просто боль в боку, чтобы он остановился. Намного большее.

Дверь. Крыс несколько раз ударил рукоятью ножа по дереву. Три раза размеренно, потом четыре – быстро. И еще два раза совсем медленно. Тук. Тук.

За дверью грохнул засов, петли были смазаны – дверь открылась бесшумно. Возле самого порога горел масляный светильник. Крыс быстро вскочил в дом, чтобы не маячить на фоне света.

– Дверь закрой, – выдохнул он, прижимаясь спиной к стене возле двери. – Быстро!

Последний охранник успел втиснуться, когда дверь уже закрывалась.

Удар, грохот закрывающегося засова.

Что там случилось с двумя остолопами, оставшимися на перекрестке, Крыса не волновало. Главное – он в безопасности. И уцелевший охранник – тоже.

Охранник улыбается. Или…

Из уголка рта охранника появляется черная струйка и медленно сползает по подбородку. И не улыбка это вовсе на его губах – это гримаса, предсмертная гримаса.

А из темноты, из-за желтого круга, очерченного неверным светом лампы, вырывается лезвие меча. И оно, это лезвие, легко и почти бесшумно входит в шею охранника. И огонь светильника дрожит в капельках воды на лице умирающего.

Старый Крыс отпрыгивает в сторону, бьет наотмашь, вслепую ножом и поражает пустоту – тело его, теряя равновесие, наклоняется вперед. В ту же минуту тело мертвого охранника обрушивается на Старого Крыса, бьет его по ногам. Он пытается устоять, упирается левой рукой, своей знаменитой культей в стену, но нож продолжает держать перед собой. Он не собирается просто так сдаваться. Он будет драться.

Справа мелькает тень, Старый Крыс снова бьет ножом и снова промахивается, а из темноты на его руку падает палка. Удар, хруст, Старый Крыс кричит от боли – рука сломана.

Больно. И страшно.

Ему страшно, понимает вдруг Старый Крыс. Так страшно, как давно уже не было. А ведь он думал, что уже никогда не испытает такого страха в жизни.

Палка ударяет снова, на этот раз – концом в живот. С сокрушительной силой.

Крик обрывается, ноги подгибаются, и Старый Крыс – повелитель воров и нищих, властитель подземелий и трущоб – падает на колени, не в силах устоять. И новый удар обрушивается ему на голову, отправляя в кромешную темноту.

Кап… кап… кап… кап…

Старый Крыс медленно открыл глаза, но легче от этого не стало. За веками было так же темно, как и под ними. Мокро: по спине стекали струйки холодной воды. Мокро и неприятно. Старый Крыс попытался отстраниться от стены, отодвинуться от этих струек, но у него ничего не получилось. Резкая боль в правой руке полоснула неожиданно, заставила застонать. Кричать Крыс не мог: тряпка между зубов не давала такой возможности.

Что-то заскрипело. Дверь. Тяжелая дверь, петли которой давно не смазывали.

Тусклый свет медленно пролился на мокрые каменные плиты. В желтом квадрате появился черный силуэт.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил знакомый голос.

– Горбун? – Старый Крыс даже немного удивился.

Вот кого он не ожидал сейчас увидеть. Скользкий меняла с торговой площади, без возражений платящий налог и охотно поставляющий любые сведения в нору.

– Извини, что так вышло, – тихо-тихо произнес горбун. – Я не мог иначе… я вообще не должен был с тобой разговаривать, но не удержался, попросил, и мне разрешили. Всего несколько слов.

Горбун подошел к Старому Крысу, неслышно ступая по влажным плитам. В левой руке у него был светильник. Бьющийся на сквозняке огонек освещал лицо горбуна, подчеркивая все складки и морщины, превращая его в жутковатую маску.