Слепцы

Ватажники тоже молчали. Даже Враль против обыкновения не стал Дылду ни перебивать, ни подначивать. Угрюмо крошил хлеб в миску и молчал.

– Извините… – хозяин харчевни подошел к столу. – Купец приезжий, из Каменной долины, хотел перекусить, пока семья его не проснулась. Вы позволите?..

Но, взглянув на лица ватажников, поперхнулся, однако не убежал прочь, не замолчал, а, понизив голос, добавил:

– Вы хотели узнать про то, чего люди из Долины бежали…

– Ладно… – Дылда оглянулся на входную дверь, где стоял дородный мужик с золотой купеческой цепью на груди. – Только скажи, что с него выпивка на всех.

– Само собой, – поклонился Карась и махнул рукой купцу. – Он и сам предлагал.

– Доброго утра! – пожелал купец сидящим за столом. – Благодарю за гостеприимство.

– Милости просим, – чуть склонил голову Дед. – Угощайтесь…

– Да сейчас Карась принесет на мою долю, – густым басом ответил купец, но налитое вино выпил. – Доброе вино у Карася. С моим, правда, не сравнить… Мое, жаль, в подвалах осталось. Только казну и успел прихватить с собой, да семью. Все бросили: товары, скотину – все.

– Что ж так? – удивился Дед. – Сколько ж народу побежало?

– Да все из Долины ушли, никто не остался. А там тысячи три народу проживало, если с рудными рабочими считать…

– Три тысячи! – покачал головой Дед. – Неужто напал кто?

– А не знаю! – купец осушил еще одну кружку, предложенную Дедом, и стукнул кулаком по колену. – Не знаю. Ничего не сказали… Ночью к дому прискакали, в ворота стучат, факелами машут – выходи, а то дом сожжем. Хватай, что унесешь, и на Рудную дорогу выходи. И в Базар.

Жена – в крик, я за топор было схватился, приказчик мой – за нож, только их человек десять к дому подъехало. И с ними от Головы нашего один, знакомый. Говорит, не спорь, Налимыч, не то время. Жить хочешь – беги. А мимо дома моего уже народ тянется… Из дальнего городка, да из сел… Идут, на нас смотрят, не останавливаются. Ну, я своих забрал в сани… И поехали. К утру вышли к проходу, я оглянулся – тьма народу. Перед нами – сотни, и за нами столько же идет. Поселок рудный – пустой. Но не брошенный, нет, – купец понизил голос. – Мы как уходили, двери закрыли на замок, кто победнее – поленом подпер. А там… Двери нараспашку, а кое-где даже сломаны – на одной петле висят… Я думал, когда жителей выгоняли, сломали – так непохоже. Над самим рудником, над подворьем – воронье. Кричат, во двор слетаются сотнями и слышно, вроде как дерутся… Я по молодости с ополчением ходил, после битвы над полем такое же творилось. Вы и сами, наверное, видели подобное…

Купец посмотрел на шрам Кривого, на увечную руку Деда.

– Люди вы, я смотрю, бывалые… Да и я… – купец разгладил окладистую бороду. – И с корабельщиками на Дикие острова ходил – не боялся. А тут… Страхом таким от дверей выбитых да от воронья того повеяло, что хоть криком кричи. А конные носятся вокруг, кричат, подгоняют. Кого даже плеточкой огреют, если сам не торопишься и других задерживаешь… Наша дружина местная, из наемных людей, там же в проходе стояла. Дружина у нас не то чтобы большая – две сотни, нам больше и не нужно по мирному времени… Все две сотни там и стояли возле дороги. В доспехах, со щитами, копьями… Я их в полном вооружении и не видел никогда. А конные – не наши. Чьи – не знаю. Ни значков на копьях, ни флага. Я так прикинул: их тоже сотни две было, не больше. Значит: две сотни конных, дружина, и стоят – я только потом сообразил, когда мы уже к Базару добрались, – стоят они не снаружи, не на стене, что поперек прохода в долину, а внутри, аккурат возле рудного поселка, будто изнутри, из долины, враг появиться может. Вот как!

– А из Долины не может? – спросил Хорек.

– Откуда? Там горы поднимаются отвесно. На вершинах снег до лета лежит, почти до середины. Ни одной дороги нет.

– А спросить у конных? – Кривой снова налил вина купцу, пододвинул кружку. – Конные больше пехтуры знают. Шустрые, глазастые…

– Я пытался, только сразу они не ответили, а потом остановиться нам не дали до самой ночи. А как остановились, то конные вроде как исчезли. Вот были только что, а вот и не стало. Их старший мимо нас проехал последним. И тоже с места – вскачь, только плащ серый метнулся по ветру…

– Серый? – вырвалось у Хорька.

– Ну да, серый, вроде как волком подбитый, богатый такой плащ – я почему и подумал, что старший он у них. Не было у него ни булавы, ни значка или знака на груди. – Купец любовно погладил свою золотую цепь в палец толщиной с цеховым хомяком на бляхе. – Но плащ – богатый. Ночью я поспрашивал немного, далеко от саней не отходя, только никто ничего не знает. Даже хозяин дальнего рудника ничего не знает. Его тоже подняли среди ночи, погнали… А потом спрашивать я уже и не стал – нехорошее началось: кто из дому совсем налегке, без припасов вышел, начал у запасливых требовать… Потасовка вышла, я топором отпахался, а приказчику моему колом в висок угадали. Остался у дороги, – купец взял кувшин, принесенный ему одним из слуг, разлил его по кружкам ватажников, плеснул и себе. – Помянем.

Все выпили, даже Хорек пригубил.