Слепые души (СИ)

 Её зубы блестят в улыбке, а пальцы проворно на ощупь расстёгивают на мне кофточку. Я лежу, позволяя ей делать всё, что она захочет, а она стягивает с меня трусики. Я знаю, что она сейчас сделает, и не ошибаюсь. Когда-то я даже не представляла, что такое можно делать, и когда я в первый раз попробовала это с Альбиной, я поняла, что нет ничего лучше, особенно если партнёр умелый, а Альбина, что ни говори, – виртуоз. Меня, однако, слегка коробит от мысли, что когда-то она делала это кому-то другому, но я стараюсь гнать от себя эту мысль, чтобы она не портила удовольствия – не «ломала кайф». В тёмное окно робко скребётся осенний дождик – наверно, просится к нам третьим, но нам хорошо и вдвоём. Тёплая и нежная близость соединяет нас в одно целое: сердце Альбины – моё сердце, а её душа – моя душа. Её боль – моя боль, а мои глаза принадлежат ей. Я забываю все свои тревоги, и мне хочется плакать от счастья: я люблю её. Она кладёт мою руку себе на голову.

 – Погладь меня ещё, – просит она. – Когда ты это делаешь, это просто оргазм.

 Моя ладонь скользит по её затылку, а она зарывается лицом мне в грудь.

 Зачем я рассказываю это? Не знаю, как это получилось; может быть, дело именно в моих прикосновениях и в наслаждении, которое они доставляли Альбине. В первых числах ноября выпал снег, и примерно в это же время у Альбины проступила щетина на голове. Снег растаял, оставив после себя слякоть, а голова Альбины покрылась тёмным ёжиком. Это было бы очень радостным событием, если бы между нами не вторгся Мефистофель – доктор Якушев.

 Собственно, вторжением это даже нельзя назвать, но мне было очень больно. В тот день я купила для Альбины средство для укрепления волос и стимуляции их роста – что-то вроде масла, которое нужно ежедневно втирать в корни волос; не откладывая это на потом, я сразу же поехала к Альбине. Возле дома стояла чья-то незнакомая машина, но это не особенно встревожило меня, и я вошла, впущенная Мадиной. Встревожил меня взгляд Мадины: он был какой-то странный, но я не могла понять, что он означал.

 – Здравствуйте, – поприветствовала она меня с улыбкой. – Альбина Несторовна в бильярдной.

 И улыбочка у неё была тоже какая-то странная. Недоумевая и уже слегка напрягаясь, я поднялась в бильярдную; там слышались голоса, один из которых я с удивлением узнала: он принадлежал Андрею Фёдоровичу.

 – Я очень рад, Альбина. Какое же средство дало такой великолепный результат?

 Она ответила:

 – В том-то и фокус, что в последнее время я не пользовалась никакими средствами. Они сами начали расти. Разве только...

 – Только – что? – сразу насторожился Якушев.

 – Ну, не знаю, – неуверенно улыбнулась Альбина. – Не знаю, имеет ли это какое-то отношение... Дело в том, что когда Настя гладит меня по голове, я чувствую какое-то удивительное тепло, исходящее из её руки.

 – Интересно, интересно, – проговорил доктор Якушев. – Любопытный случай... Любопытная Настя.

 Доктор Якушев и Альбина сидели на диване. Он не видел меня, потому что сидел спиной к двери, а Альбина просто физически не могла видеть. Андрей Фёдорович провёл рукой по тёмному ёжику её волос, а она улыбнулась.

 – Вот так она это делает? – спросил он.

 – Да, – ответила Альбина. И спросила: – Вы верите в чудеса, Андрей Фёдорович?

 – Чудеса бывают, – ответил он с улыбкой. – Я не отрицаю этого.

 Не знаю, зачем доктор Якушев это сделал, но он поцеловал Альбину, а она не сопротивлялась. И даже улыбнулась:

 – Вам не противно?

 – Нет, – сказал доктор Якушев.

 Он снова хотел поцеловать её, но в этот момент из моих помертвевших рук выпала сумочка, в которой лежал флакон средства для укрепления и стимуляции роста волос. Доктор Якушев обернулся, увидел меня, и на его лице отобразилось смущение. Встав с дивана, он как ни в чём не бывало поприветствовал меня:

 – Добрый день, Настенька. Как вы себя чувствуете? Отчего вы перестали ко мне ходить? Ведь я говорил вам, что необходимо провести ещё несколько сеансов.

 – Спасибо, я уже хорошо себя чувствую.

 Это сказал странный и глухой, чужой голос, совсем не похожий на мой. Альбина выпрямилась и тоже встала. Протянув ко мне руку, она пробормотала:

 – Настенька…

 Я бросилась сломя голову прочь, ничего не видя перед собой. Заскочив в какую-то дверь – это оказалась ванная, – я закрылась изнутри и сползла по стене на пол. Мертвящая боль обняла меня холодом, кристаллы инея вонзились мне в сердце. Парализованная, я сидела на холодном кафеле. Перед глазами у меня стояла картина этого поцелуя. Боль согнула меня пополам, и я прижалась к полу щекой.

 – Настенька! – послышался за дверью голос Альбины. – Ты здесь? Заинька, милая, отзовись!

 Она попыталась открыть дверь, но, разумеется, не смогла. Я не отвечала, сжавшись на полу в позе зародыша: от боли я не могла даже говорить.

 – Утёночек, солнышко моё! – звала Альбина. – Я знаю, ты там. Открой, впусти меня. Ты не так поняла… Это не то, что ты подумала. Между мной и Андреем Фёдоровичем ничего нет.

 Я молчала. Боль отдавалась во мне ледяными раскатами. Не было ни мыслей, ни чувств – только боль.