Слепые души

Да, слова сейчас были излишни, они могли даже испортить, нарушить это трепетное единение в янтарной тишине тёплого летнего вечера. От посторонних глаз нас укрывал еловый полумрак, а над нами было только светлое высокое небо.

Парик и очки снова скрыли настоящее лицо Альбины чёрным щитом: мы шли по светлой и открытой кленовой аллее. Ни я, ни она не произносили ни слова, шагая по освещённому косыми вечерними лучами асфальту. Наши длинные тени шагали рядом, держась за руки. Сегодня был День Поцелуя.

* * *

14 октября

Я веду Альбину в комнату и усаживаю на маленький диванчик. Примостившись рядом с ней и устроив голову у неё на плече, я закрываю глаза. В голове ещё шумит, во всём теле слабость, в коленках дрожь. Чуть-чуть подташнивает, но уже не так сильно. Рука Альбины сжимает мои пальцы.

— Настенька, зачем ты это?.. Ты такая молодая, красивая… Зачем тебе умирать? Как тебе могло прийти такое в голову?

Я вздыхаю.

— Сама не знаю… Депрессняк какой-то накатил. Так вдруг тошно стало, как ещё никогда не было. Отец запил… А ты сказала, что у нас ничего не получится… Вот меня и заклинило.

Она прижимает руку к груди, будто у неё вот-вот разорвётся сердце, делает глубокий дрожащий вдох.

— Значит, из-за меня… Это я виновата.

Я глажу её по рукаву.

— Аля, ты не виновата…

— Как же не виновата, если… — Её голос прерывается, она хватает меня и прижимает к себе, как будто боится, что я исчезну. — Если бы я знала, что ты выберешь смерть, я бы… Нет, я ей тебя не отдам! — Её дыхание щекочет мне шею, губы касаются моего уха. — Ты моя. Слышишь? Моя!

— Я твоя, Аля… — Я сама обнимаю её, а в груди у меня больно и сладко.

— Я чувствовала, что ты… что с тобой что-то не так! Я места себе не могла найти! — шепчет она мне в шею. — Слава Богу, что я успела… Не смей, слышишь, больше не смей так делать! Нет, этой костлявой старухе я тебя не отдам, пусть и не мечтает! Ты моя. Ты будешь жить… И жить ты будешь только со мной!

— Да, Аля. — Я прижимаюсь к ней всем телом и всем сердцем говорю «да». Я принадлежу ей, она моя госпожа и хозяйка.

Она крепко целует меня в губы, в лоб и в глаза, откидывается на спинку диванчика. Я потихоньку встаю: хочу выпустить воду из ванны. Рука Альбины тревожно сжимает мою, не пускает.

— Куда ты? Анастасия!

Какой у неё строгий голос! Мне нравится эта строгость, потому что в ней звучит беспокойство и любовь. Я глажу её по плечу.

— Не волнуйся, Аля. Я только воду из ванны выпущу, она там уже ни к чему.

Я выдёргиваю пробку, вода шумит, уходя в трубу. Перечитываю записку, морщусь: что за чушь! Рву её в клочки и бросаю в мусорное ведро.

Потом Альбина держит меня за руку, поглаживая и пожимая пальцы. Тепло её ладони на моей щеке заставляет моё сердце сжаться. Она склоняется надо мной и нежно целует. Волосы её парика щекочут мне лицо, я отражаюсь в щитке её очков.

— Аля, сними ты этот дурацкий парик, — предлагаю я. — Чего тебе меня стесняться?

Я сама стаскиваю с неё парик, она смущённо поглаживает голову.

— Почему дурацкий? Это хороший парик, натуральные волосы.

— Так тебе лучше, — говорю я.

— С лысой головой? — усмехается она.

— Да, — убеждённо говорю я. — Мне так больше нравится.

В подтверждение этого я сажусь и глажу её по голове.

— Ладно, малыш, отдай. — Рука Альбины тянется за париком.

— Не отдам. — Я целую её в висок, руку с париком держа на отлёте.

— Настя, отдай, — нервничает Альбина.

Я со вздохом возвращаю ей парик, и она берёт его, но не надевает, а держит на колене. Я потихоньку снимаю с неё и очки, под которыми вместо глаз — рубцы. Шрамы у неё и на щеках, и на лбу, нет их только на губах и подбородке. Ожог был такой глубокий, что до конца их убрать не удалось даже после трёх пластических операций. Я осторожно касаюсь их кончиками пальцев, тихонько поглаживаю. Альбина мягко отстраняет мою руку, но я касаюсь шрамов губами.

Глава 3. Диана

Флешбэк