Вскоре Рампа исчез куда-то, а мы опустились на плоские подушечки, поджав под себя ноги кто как умел. У меня сразу же заболело под коленями. От запаха странного, явно монгольского, судя по количеству жира, блюда с рисом и сухими финиками, сладковато подташнивало. Наши рабочие, расположившиеся вдали от нас, с жадностью набросились на него. Нам ничего не оставалось делать, как последовать их примеру.
– Черт, – тихо сказал Шлиссенджер, отодвигая от себя чашку, – Не советую вам этого есть. Неприятный привкус.
– Вы тоже заметили? – доктор Штранге поморщился. – С маком.
– Почему не сразу с синильной кислотой? – фыркнул Эйб. – Бауэр, постойте…
Мой учитель отправлял себе в рот уже четвертую горсть риса. Я признаться тоже съел две.
– Поздравляю вас. – Эйб тихо засвистел похоронный марш.
– Нас отравили? – упавшим голосом спросил Лабриман.
– Успокойтесь, господа. – Штранге порылся в карманах и вручил каждому по таблетке. – Спросите, где у них отхожее место, и старым добрым способом два пальца в рот… Потом выпьете активированный уголь. Едва ли они решили накормить нас ядом. Скорее всего это какой-нибудь галлюциноген, который подмешивают здесь паломникам, чтоб легче ввести их в транс во время медитации.
– Надеюсь, вы правы. – кивнул Карриган и первым встал из-за стола.
Отхожее место бонпоистов представляло собой яму, вырытую в земле на глубину нескольких метров, вокруг которой, ни мало не стесняясь друг друга, сидело человек пять монахов в грязных коротких зенах. Еще несколько братьев, видимо, чем-то провинившихся, стояли внизу по пояс в дерьме, плотно облепленные мухами.
– Сур-ровые порядки. – протянул Эйб.
При виде такого зрелища я предпочел блевать в сторонке. Моему примеру последовали почти все. Почти… Карриган и его адъютант, кажется, смущены не были.
– Я недооценивал Хайдеггера. – шепнул мне доктор Бауэр, когда мы уже укладывались отдыхать. – Нас примет гомпштен монастыря.
– Это успокоит лорда, он, кажется, уязвлен. – зевнул я, натягивая до подбородка войлочное одеяло.
– Я сказал:
Честно говоря, я рассчитывал поспать. Мысль о предстоящем свидании с темным властителем крепости не давала мне расслабиться, сразу начали мерзнуть ноги и кончик носа. Прошел час, за ним второй. Штранге ворочался и неуклюже кряхтел.
– Пойдемте. – ткнул меня в бок Бауэр. – Нас зовут.
Мы тихо проскользнули между рядов спящих слуг и оказались на улице. Дымный алый шар солнца медленно садился за вершинами гор, и, повинуясь ударам медного гонга, стайки монахов в черных плащах хлынули из всех щелей. Они стекались к огромной храмине под золоченой двускатной крышей, поспешно скинув на пороге войлочную обувь, простирались ниц и просачивались за массивные двери. Мы следовали за своими провожатыми туда же.
В полутемном помещении тускло горели медные светильники, заправленные маслом, освещая бесконечные ряды каменных фигур: божества и великие учителя веры выстроились вдоль стен и, казалось, тоже присутствовали здесь. Нас провели между рядами низких деревянных скамей, на которых сотни три монахов и послушников медленно покачивались в такт тамбурину, слабо ударявшему возле жертвенника. По углам курились благовония. Мой нос уловил приятный аромат сандала со слабой примесью опиума.
– Старайтесь не дышать, – бросил нам через плечо Хайдеггер.
– Зачем мы идем? – доктор Штранге все время спотыкался и хватал меня за рукав.
– Помолчите! – цыкнул на него Бауэр. Он ни на шаг не отставал от Рампа.
– Сюда. – указали нам наши провожатые.
Мы свернули в левый проход, когда затылок у меня уже начало ломить от аромата курящихся палочек. Несколько шагов в темноте и наша процессия застыла на пороге просторной, богато убранной комнаты.
– Делайте то, что буду делать я. – тихо шепнул нам Хайдеггер. – Даже если это покажется вам противоестественным. Один неверный шаг и я гроша не дам за наши головы.
Он простерся ниц и медленно пополз вперед по полу. Мы в недоумении последовали его примеру. Не доползая до середины комнаты. Рампа замер и продолжал лежать, пока чей-то скрипучий голос сверху не заставил его подняться. Перед нами на груде алых подушечек сидел сухонький старичок в пурпурном зене и плоской шапочке из золоченой парчи. Его внимательные, колкие глазки перебегали с одного из нас на другого, ни на ком не останавливаясь. За спиной великого гомпштена стоял китаец, так нерадушно встретивший нас у ворот, и что-то шептал старику на ухо. Тот сделал ему знак замолчать и задержал вопросительный взгляд на Хайдеггере.
– Вы можете говорить. – шепнул наш проводник Бауэру.
Профессор смешался.
– Мы принесли великие дары вам, почтеннейший, и вашему монастырю. – начал он. – С нами сахар и белые деньги, мулы и оружие…
Хайдеггер переводил.
Слабая улыбка зажглась на губах гомпштена и тут же погасла. Он что-то проговорил и тихо засмеялся. Китаец довольно кивнул и тоже улыбнулся.