Он уставился на нее своими водянистыми глазками. Из угла рта текла слюна.
– Так ты не хочешь меня впустить? Учти, ты пожалеешь, если откажешься. Говорю тебе, пожалеешь.
– Убирайся вон!
Она угрожающе двинулась к нему от стола, но он не шелохнулся.
– Ты могла бы поселить меня здесь. Говорю тебе, игра стоит свеч.
– Прочь!
– Ладно. Раз ты так, я пошел. Я найду эту парочку и раскрою им глаза.
Она поморщилась.
– Какая парочка? Кто это?
– Сопляки.
– Сопляки? – машинально повторила она.
– Они самые. Что, назвать по именам? Придется их предупредить, чтобы соблюдали осторожность.
Ее лицо медленно разгладилось. Она повторила слово «осторожность», беззвучно шевеля губами.
– Видел я их вместе у дамбы. Уж так резвятся, что того и гляди прыгнут в постель, а ведь им никак нельзя. – Он посмотрел на Сару. Она стояла, как громом пораженная. – Ты не должна этого допускать. Это же противоестественно – при одном-то отце… Разве не так? Она родилась в точности через девять месяцев после того Нового года, когда ты миловалась на пустыре со своим верзилой. Что, нечем крыть? Если бы это было не так, то разве стала бы ты столько лет от меня откупаться? Нет, тебе было что скрывать, и сейчас есть.
Сара снова испытала отвратительное чувство, будто ее тело раздувается и вот-вот взорвется; теперь это было даже более невыносимо, чем прежде. От ярости она не чуяла под собой ног. Она схватила со стола первое, что попалось под руку – игравшую роль скалки бутылку с водой, – и метнула ему в голову. Он пытался увернуться, но бутылка угодила ему прямо в темя. Он рухнул как подкошенный.
Сара застыла, вцепившись в стол. Она заметила, что во дворе кто-то есть, но еще не догадалась, кто именно. Ее тело все еще раздувалось, голове не хватало места в тесном помещении. Глаза едва не вылезли из орбит, когда она увидела на полу кровь. Но, чем больше ее распирало, тем спокойнее делалось у нее на душе, словно она перенеслась в иной мир, где царило извечное безмолвие. Даже когда рядом очутилась Мэй, сопровождаемая Полом, Сара не издала ни звука. Мэй опустилась на колени, подняла безжизненную голову поверженного, засунула руку ему под жилет. Сейчас Мэй выглядела более человечной, чем когда-либо за все эти годы.
– Он мертв, – сообщила она.
Сара и без нее знала, что он мертв. Как только бутылка стукнула его по темени, она поняла, что казнила его. Она была рада этому. Теперь он не сможет пакостить и терроризировать ее. Он никому больше не причинит вреда. Он больше не опасен для Кэтлин. Это было важнее всего остального – теперь Кэтлин будет в безопасности. Пол тоже. Обоим больше ничто не угрожало.
2
Время существует только у нас в голове. Эти слова произнес в свое время Дэвид. Он где-то это вычитал и восхищался справедливостью такого утверждения. Да, время не существует помимо нас. Теперь и она знала, насколько это верно, ведь для нее времени более не существовало. Время, доступное ее мозгу, скоро совсем исчезнет, но это ее не беспокоило. Она отвергла и время, и все остальное. Ей хотелось одного: чтобы все поскорее кончилось. Конец ее не страшил, она так и сказала священнику. Время от времени к ней возвращался рассудок, и она внятно отвечала на вопросы. Но, когда священник заговорил с ней о Боге, она едва не засмеялась – теперь сама мысль о Боге казалась ей смехотворной. Иногда она удивлялась про себя доверчивости людей, продолжающих верить в Бога, который отвернулся от нее и потому перестал для нее существовать. Рассудком она готова была поверить в Его существование, однако одновременно она представляла Его лишенным души, ведь Он не имеет снисхождения к живым людям. Ее так и подмывало воплотить эти мысли в слова и огорошить ими священника. Однако священник звался отцом Бейли, а от отца Бейли она всегда видела одно добро. Впрочем, он повторял одно и то же, пытаясь спровоцировать ее на ответ:
– Ты должна все рассказать, Сара, – твердил он. – Сегодня же! Это твой последний шанс. Скажи, что он годами тебя шантажировал. Скажи! Ты меня слышишь? Сара? Сара!