Слесарь 3

— Очнулся, ублюдок. Хватит отрубаться. Тебе надо все прочувствовать на себе, — донеслось до меня через нестерпимую боль и один из палачей убрал свечу от моего носа. По ощущениям, они поджарили мне именно нос, там, где ноздри срастаются с губой.

Боль была страшная.

Но она не шла в сравнение с той болью, которою приносило мне любое шевеление и попытка вздохнуть. Где-то внутри живота зазубренный болт касался позвоночника, но благословенное беспамятство не приходило.

Между двумя этими пытками я выбрал бы свечу, теперь муки от нее казались не таким и страшными.

Я не мог свыкнуться с этим страданием и мечтал снова потерять сознание.

Но не получалось, почему то. Видно, эту чашу страданий мне придется испить сполна.

— Подожди, сейчас его подвесим и не будем спешить, — услышал я, — Ублюдку еще рано на покой.

Один из Рыжих поднял за подбородок мою голову, и я обнаружил, что придавлен к дереву его лапой, которой он зафиксировал меня в стоячем положении.

— Страшная смерть тебя ждет, будешь тут висеть примером остальным людишкам, как связываться с нами, кланом Разноцветных камней, — продолжал с той же интонацией выговаривать второй Рыжий, стоя от меня в паре шагов и разбирая спутавшуюся веревку.

— Сейчас, растянем тебя на сосне. Выпустим кишки и обмотаем ноги. Потом разведем костер и будем радоваться, глядя, как ты плачешь, — продолжал он рассказывать, как я умру

Конечно, я умру, ведь с болтом в кишках, пробившим мочевой пузырь и дошедшим до позвоночника — долго жить не рекомендуется. И совсем не хочется.

Боль внезапно затихла и у меня получилось заговорить. Сначала с трудом, но потом все увереннее:

— Но… Не надейтесь… Что буду умолять… Уродов… О пощаде… — прошептал я, глядя слезящимися глазами на обрыв за спиной Рыжих.

— Я сам прикончил… четырех тварей… Остальных убили по моему доносу, — с торжеством человека, которому теперь почти нечего бояться, я смотрел на лица Рыжих.

— Скоро ни одной твари не останется… Всех передавим, как клопов, — что-то на меня напало поговорить перед смертью.

Глядя, как меняются лица моих палачей, мне хотелось засмеяться, но я не стал этого делать, ибо боялся снова потерять сознание и очнуться уже в подвешенном состоянии.

Беспомощный и беззащитный.

Я протянул вперед руки, которые висели вдоль тела, с помощью маны, с намотанной на одной из них веревкой и потратил, всю оставшуюся, ману на удар прямо передо собой. Больше она мне не пригодится.

Один Рыжий пролетел метров десять. Тот, который ближе стоял ко мне и придерживал, прежде, чем рухнул в воду с огромной высоты. Он не пискнул, не издал ни звука, видно, уже был без сознания от удара.

Второй, стоявший ближе к обрыву — полетал поменьше, вперед спиной спланировав с обрыва.

Намотавшаяся на руку веревка дернула и меня вперед с неотвратимой силой. Пролетая над обрывом, над хорошо видными гнездами ласточек и стрижей, я успел порадоваться своей героической тризне:

— Еще двое, — прежде, чем сильнейший удар выбил навсегда сознание из моего израненного тела.

Глава 14 ГДЕ Я?

Пробуждение было непростым и совсем не приятным.

Комок подступил к горлу и я, боясь захлебнуться, с трудом приподнялся, опираясь на локоть левой руки. Откинулся, как смог, подальше от места, где оказалось мое тело в момент пробуждения.

Тошнило меня долго и обильно, брызги разлетались, попадая на руку и пачкая одежду, но остановиться я не мог, пока желудок полностью не выкинул все содержимое.

Выпрямился и попробовал сесть, но в голове зашумело. Только и смог, что не удариться сильно головой, откидываясь обратно в лежачее положение.

В голове не было ни одной мысли, только туман, белая пелена и больше ничего.

От поверхности, на которой лежало тело, шло очень приятное тепло и вскоре веки сомкнулись, человек уснул.

При следующем пробуждении я вспомнил полет, закончившийся ударом, свечу, болт в животе, боль и страх, погоню, смерть лошади, Сторожку, пиво в трактире, тайник с камнями, долгую дорогу из города, склады, женская головка на подушке рядом и, больше ничего.

Тепло снизу зовет расслабиться и закрыть глаза, я не вижу причин сопротивляться зову, тем более, что вокруг полная темнота.

Следующее пробуждение. Первая мысль — я упал в воду с большой высоту, уже умирающий.

Почему нет боли? Где вода, кто достал меня?

Почему вокруг так темно? Я, что, умер?

Осознание мышления приходит позже. Я могу думать, я что-то помню. Что-то плохое. Я проиграл и, поэтому, умер.

Но я — не мертвый.

Меня же тошнило, и я чувствую запах рвоты рядом со мной.

Неужели Рыжие уроды… Кто это такие?

Неужели они воскресили меня для вечной муки?

Что, я — зомби?

Я трогаю свое лицо. Оно гладкое и под носом ничего не болит, на месте страшного ожога перед смертью.

Еще, оно — теплое. Зомби не бывают теплыми, вроде так.

Ощупываю себя и со страхом дотрагиваюсь до промежности. Хотя, чего я боюсь, я же поднимался на локте, я могу шевелиться, могу трогать себя и внизу живота не торчит хвостовик болта.