Слева молот, справа серп

– Джоки, ну зачем ты ему все это рассказываешь? Верует человек и пусть верует, – решил сгладить ситуацию Рома.

– Рома, а затем, чтобы в его жизни было меньше разочарований. В идеалах КПСС он давно уже разочаровался. Разочаруется в «опиуме для народа», и душа может такого удара не выдержать.

– Не разочаруюсь. Если даже про «контору» и правда, то делает это он во благо церкви.

– Ага. И водку он тоже во церковное благо пьет. Ладно-ладно…. Тему диспута считаем исчерпанной и наливаем, – поставил точку в разговоре Малютка.

Дверной звонок отыграл «Подмосковные вечера». В правой руке Бори Гельмана поблескивали этикетками две бутылки «Посольской». К животу он прижимал фирменный пакет с грудастой девицей в бикини.

– Ромка, ну б их мать! Нет из зала суда с извинениями выпустить, а они…

– Боря, ничего страшного. Посижу на режиме. Обогащу свой лексикон блатной феней. Физически поработаю.

– А я тебе к Новому году подарок купил. Но придется дарить сейчас. Будешь на поселях самым прикинутым. Настоящий «Тиклас», от финских турмалаев. Носи на здоровье.

Боря достал из пакета синюю «аляску» с ярко-оранжевой подкладкой и капюшоном, отороченным искусственным мехом. К проводам добавился еще один повод. Оба события закончили обмывать ближе к полуночи. Рома провожал друзей с музыкой. Динамик небольшого кассетника хрипел голосом Аркадия Северного «а как-то по проспекту с Манькой я гулял».

За большими окнами кафе «Стометровка» торопливо сновали люди. Мелькали разноцветные зонты, перескакивали через лужи модницы в сапогах на высоком каблуке. Зоя медленно помешивала трубочкой коктейль, рассматривая свежий маникюр.

– Все же ты у меня в какой-то мере ответственный, Ромка. Секс был хоть и пьяным, но как у нас принято говорить – качественным. Но ты, наверное, ничего не помнишь.

– Все я отлично помню. Чулочки, пеньюар, запах «Клима»… Обидно, Зойка. Вроде все только налаживаться стало. Деньги пошли, связи появились, развлечения поинтересней.

– Ты поразвлекался на две, а то и на три жизни вперед. На зависть многим, мил-друг.

– Ну да… А в Лиепае, окромя кино, и сходить, наверное, некуда.

– Есть куда. Еще как есть куда сходить. Но не приведи господь, я узнаю. В Лиепае находится педагогический институт.

– Я туда поступать не собираюсь.

– Ты не удумай собраться в общежитие этого заведения. Потому как педагогический институт может дать фору нескольким всесоюзным курсам по повышению парикмахерского мастерства.

Рома вспомнил Севду. Где сейчас эта похотливая газель, испробовавшая все прелести секса, кроме главной? Кто сейчас внемлет ее тонкому голоску, ведущему рассказ о сохраненной девственности и желании вкусить сладкую боль разврата?

– Рома, я не буду тебе махать на перроне. Не могу. Когда уезжает бабушка, я долго машу ей рукой, а потом плачу.

– Это потому, что каждый приезд бабушки может стать последним. Здоровья ей и столетнего юбилея. А я все же вернуться собираюсь.

– Рома, ты… Ты уникальный балбес.

За спиной оставались пейзажи дождливой Риги: блеск черепичных крыш, глянец брусчатки. Вдалеке показался силуэт Дома печати. Сдвинув очки на кончик носа, вычитывает байки Матвеич. За столиками кафе потягивают кофе с бальзамом Ромины друзья и коллеги. Спешит после церковной службы домой Андрей. А в подсобке ресторана «Юрмала» Гвидо Шнапсте обмывает его посадку. Так же, как вчера обмывали проводы и новенькую «аляску».

Сидящая напротив миловидная девушка в кофте сиреневого мохера делала пометки на полях небольшого томика.

– В Лиепае живете? – представившись, спросил Рома.

– Живу в Юрмале. А в Лиепае учусь.

– В педагогическом?

– Угадали.

– А общежитие где находится?

Студентка оторвала взгляд от страницы.

– Почти в центре. А что?

– Да я тоже в общежитие еду. Может, соседи? – Рома назвал адрес.

– Избави нас Бог от таких соседей. И не мешайте мне заниматься, пожалуйста.

Рома понял, что поселенцы любовь и уважение горожан не снискали. До этого ему ни разу не доводилось бывать в небольшом приморском городке Лиепая. Впечатление он производил мрачноватое. База подводных лодок сделала город режимным, и местные власти не особо беспокоились о его облике. Разбитые дороги, трещины на стенах домов, вызывающие жалость своей обветшалостью памятники архитектуры. Общежитие расположилось в обычном пятиэтажном доме белого кирпича. Перед входом – небольшая площадка с турником, брусьями и баскетбольным кольцом. Зеленая, грубо сваренная беседка с табличкой «Место для курения». В холле здания – турникет и дежурка с сонным военным за стеклом. Рома протянул в окошко предписание и был отправлен к капитану Панасенко. В небольшой комнате сидел полноватый мужчина с большим носом, короткой стрижкой и синими капиллярами, струящимися по обрюзглым щекам.

– О! А вот и он. Специалист по херам, – с издевкой воскликнул офицер.

– Вообще-то журналист, – поправил Рома.

– Вообще-то осужденный. Журналистом ты в прошлой жизни был. А сейчас ты и каменщик, и разнорабочий, а если надо, и ассенизатор.

– Если Родина скажет качать дерьмо, буду качать дерьмо.