Слеза Евы

Сергей только что вышел из операционной, чувствовал себя выжатым лимоном и к новому напрягу готов не был. Он плюхнулся на диван в ординаторской, вытянул ноги в проход и только тогда уточнил:

– Куда ты должна?

– Я должна поехать в Польшу.

– Чего ты там забыла?

– Сереж, только не ругайся, но мне кажется, разгадку «Слезы Евы» я найду там.

– Где именно, не понял?

– В Кракове есть музей князей Чарторыйских. Кроме коллекции картин и всяких дорогих безделушек там хранятся все архивы. В России этих документов нет.

– И ты решила…

– Не совсем я, но я тоже хочу. Олег Петрович считает, что надо поработать с архивом Чарторыйских и выяснить наконец, откуда Пушкин узнал, что Елизавета с Адамом называли серьги «Слезы Евы».

– И зачем теперь все это, если серьга пропала? – искренне удивился Шведов.

Он-то думал, что литературно-криминальная эпопея закончилась.

– Ну, во-первых, Бартенев уверен, что это не навсегда. Рано или поздно она и письмо Пушкина явят себя миру. А во-вторых, остались фотографии, копии документов, материалы исследования, а это тоже немало. Для науки вообще бесценно. Короче. Я сделала запрос.

– Запрос?

– Да. Месяц назад. Думала, мне откажут, но сегодня пришло приглашение. Что скажешь?

Что он скажет? А что он может сказать?

– Конечно, поезжай. А надолго?

– Приглашение на десять дней. Больше я все равно не выдержу.

– Когда вылет?

– Завтра.

– Отлично.

Ничего отличного в этом для него не было. С тех пор как ему достались Глафира с Мотей, он чувствовал себя многодетным отцом. И степень ответственности за них возрастала в геометрической прогрессии. Ну какой нормальный отец отпустит свое неразумное дитя неизвестно куда, да еще на столь долгий период? Десять дней! Это же с тоски умереть можно! Как он будет жить без Глафиры? А Мотя? А Ярик?

Настроение резко испортилось. Он вышел на крыльцо и долго стоял там, дымя сигаретой.

– Что-то рассиропился ты, Шведов. Раскис, – сказал он самому себе.

Выкинул окурок и пошел работать.

Прощаясь в аэропорту, Глафира божилась, что будет звонить и писать в мессенджер каждый день по сто раз минимум. Первые два дня так и было. Потом стала звонить лишь два раза в день, и голос ее при этом становился все скучней. Поиски успехом пока не увенчались, но Глафира бодрилась.

– А ты знаешь, что именно в музее Чарторыйских находится знаменитая «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи? Я была поражена! Иду, а она висит! В отдельной комнате, в полумраке, чтобы краски не пострадали от искусственного освещения. Я глазам не поверила! Это же моя любимая картина! Но дело не в этом! Знаешь, кто ее сюда привез? Адам Чарторыйский собственной персоной! Вот так совпадение! Я вообще думала, что «Дама» в Италии или в Париже. А она тут, в Кракове!

Сергей слушал ее старательные восклицания и испытывал жгучее желание поехать в этот Краков, забрать оттуда свое сокровище – просто сгрести в кучу и вывезти любым способом – и больше никуда не отпускать. Никогда.

Через неделю она перестала звонить и посылала только короткие эсэмэски типа «Все хорошо, скучаю, целую». Шведов злился, но сам не звонил. Отвечал в том же духе: «Ждем, скучаем, целуем».

А потом не выдержал и набрал ее номер.

– Я жива, – ответила она сдавленным шепотом.

– Какое облегчение. Я уж думал, тебя захватили польские русофобы и пытают.

– Обошлось. Не злись только. У меня времени мало. Да и хвастаться было нечем.

– Ничего не нашла?

Глафира чем-то пошуршала в трубке.

– Надежда не потеряна.

– Я просто хочу знать, прилетишь ты во вторник или нет.

– Да куда я денусь? – сердито проскрипела она.

– Так я встречаю?

– Встречай.

И отключилась.

Вот и вся любовь. А еще уверяла, что и дня без него не проживет. Вообще, он собирался жениться на простой, милой девушке, а теперь, похоже, на научном работнике. Кто-нибудь знает, как с ними обращаться?

Едва он выцепил Глафиру взглядом в толпе пассажиров, спешащих к выходу из зоны прилета, сразу понял, что возвращается она со щитом. Этот взгляд победителя не спутаешь ни с чем.

Он уже открыл рот, чтобы поздравить с удачей, как она бросила чемодан и кинулась ему на шею.

– Я думала, умру там без тебя! Еле дождалась! – выпалила Глафира, целуя его в щеки и в нос.

Он уже собрался сказать: если бы скучала, то звонила бы чаще, но решил, что занудствовать не стоит. Не хватало еще, чтобы его куелдой сварливой обозвали при всем честном народе!

– Я сам чуть не сдох, – прошептал Сергей в розовое ухо и поцеловал по-настоящему.

Они постояли немного, целуясь и как бы заново привыкая друг к другу, пока какой-то рвущийся на свободу мужик не задел их безразмерным клетчатым баулом.

Шведов подхватил багаж, взял ее за руку и потащил к выходу.

– Как Ярик? – спросила Глафира, стараясь шагать в ногу.

– Мотя откормила его до состояния рождественского гуся.

– Ей только попадись.

– Это точно. Так ты нашла, что искала?

– Ничего не буду рассказывать на ходу. Хочу растянуть удовольствие. – Кто-то когда-то говорил ей эту фразу.

Глафира вспомнила парковую дорожку, неспешный скрип коляски, счастливого профессора, раскрывающего перед ней тайны прошлого…

Кажется, прошла вечность.