Слезами и кровью (СИ)

Кортеж свернул на Ореховую улицу, названную так потому, что здесь когда-то находились лавки краснодеревщиков, торговавших изделиями из красивого орехового дерева. Впереди показалась башня ратуши, в ясные дни сверкавшая на солнце своей сиреневой черепицей, а сейчас почти растаявшая в сплошной мороси. Чем ближе к центру города, тем более шумно становилось вокруг; трубачи и барабанщики надрывались, силясь перекрыть крики и аплодисменты толпы. Виконт, конь Рогриана, был молодым и плохо обученным; шум толпы пугал и злил его, он недовольно фыркал и дёргал ушами. Рогриан наклонился, чтобы погладить его по напряжённой шее и успокоить, и на мгновение замер с протянутой рукой.

Он что-то почувствовал. Присутствие чего-то зловещего, раздражающего. Как первые, слабые подёргивания зубной боли. Как запах гниения от забытого где-то кусочка еды. Что-то плохое затаилось рядом, за чисто вымытыми стенами из жёлтого песчаника, за влажными от дождя окнами, под засыпанной растоптанными цветами брусчаткой, среди радостных лиц и широких улыбок. Ему вдруг вспомнилась война: его отряд шёл по зелёному лесу на границе Бернии, только что закончился такой же серый дождь, и умытая трава сверкала под выглянувшим солнцем, кто-то указал на радугу, кто-то затянул песню, и вдруг воздух прорезали дикие крики, а из-за деревьев полилась туча стрел. В тот день в засаде погибли двадцать человек, почти весь его отряд, а сам Рогриан был тяжело ранен и попал в плен. Мучительная боль пронзила его правый бок, четыре года назад превратившийся в сплетение уродливых шрамов. Рогриан затравленно огляделся, пытаясь понять: где опасность?

- Воры! Воры!

Сердитые крики в толпе справа донеслись до Рогриана как сквозь подушку. Встряхнув головой, он велел себе успокоиться. Это его город. Здесь ему нечего бояться. Никто не осмелится напасть на кортеж, который стерегут тридцать девять людей, вооружённых мушкетами и алебардами.

- Эй! Осторожнее! Куда прёшь, старая карга!

Согбенная старуха, закутанная в серый плащ с капюшоном, протискивалась сквозь толпу людей, стоявших у стены. Рогриан не видел её лица, только седые космы, падавшие из-под капюшона на грудь.

- Воры! – басом вопила старуха. – Вон она! Девчонка! Украла! Держите её!

Рогриан посмотрел вперёд – там, рискуя поскользнуться и попасть под колёса кареты, по краю дороги бежала тощая девчонка. В грязном кулаке был зажат вязаный кошелёк. Оглянувшись на крики старухи, девочка резко рванулась в сторону, явно собираясь прошмыгнуть сквозь кортеж на другую сторону улицы, но старуха с удивительной прытью подскочила к ней и схватила за руку. Глаза девочки на чумазом лице сверкнули гневом.

- Подавись ты! – крикнула она, бросила кошелёк в сторону, вырвала руку из пальцев старухи и скрылась в толпе.

Кошелёк упал на брусчатку, и на него опустилось копыто жеребца, на котором ехал Нарсио Дерайли.

И вот тут Рогриан понял, что его паника была не напрасной.

Взрыв подбросил коня и всадника в воздух. Дерайли врезался в капитана, сбил его на землю вместе с лошадью, и остался лежать на брусчатке с оторванными ногами, истекая кровью. Кони, тащившие карету Маранта, рухнули на мостовую, крича от боли и дёргая ногами; карета вздрогнула и тяжело завалилась набок. Улицу заволокло дымом и грохотом; приветственные крики сменились воплями ужаса, толкаясь и падая, люди разбегались кто куда. Бегущие горожане сталкивались с оглушёнными, ничего не понимающими стражниками и мушкетёрами. Виконт с безумным ржанием поднялся на дыбы, сбросил Рогриана и ускакал прочь.

В тот момент Рогриан не чувствовал ни страха, ни паники. Они унеслись, растаяли вместе с дымом. Боли тоже не было. Только холодная собранность. Из живого человека, обуреваемого завистью, стыдом и тревогой, Рогриан в мгновение ока превратился в холодный отточенный инструмент, у которого только одно назначение – спасти командира.

Капитан Сарлем лежал навзничь на брусчатке. Его правая рука была оторвана по плечо, кровь заливала бок. Глаза без всякого выражения смотрели в небо, неловко смаргивая дождь; губы едва шевелились, из ушей текла кровь – его контузило. Рогриан подполз к нему, рывком расстегнул воротник, сорвал с дрожащей шеи Сарлема тонкий шарф и затянул его вокруг того, что осталось от руки. Потом повернулся к Дерайли. Лейтенант распластался в луже собственной крови. Дождь вперемешку с кровью стекал по лицу. Язычки пламени шипели, догорая, в золотисто-рыжих волосах. Кровь ещё текла из его рта, но он уже давно был мёртв. Совсем рядом стражники, толкаясь и мешая друг другу, распахивали дверцу упавшей на бок кареты, вытаскивали оттуда оглушённого, но живого градоправителя.

Двое мушкетёров подбежали к Рогриану. Один склонился над раненым капитаном и начал испуганно звать врача. Второй схватил Рогриана за плечо, начал взволнованно о чём-то спрашивать. Рогриан только смотрел на него, не понимая ни слова. Его охватила странная, приятная слабость.

Он опустил глаза и понял, что его кружевной воротник весь в крови.

«У меня рана на шее, - понял он. – Почему мне не больно?»