Слезами и кровью (СИ)

Она слышала, что шаги приближаются. Пока что не ускоряются – стражники ещё не думают, что есть причина для паники, безумный смех в этих стенах не редкость. Но совсем скоро они придут сюда, и всё будет кончено. За попытку побега Эдер не простят. Суд не проявит к ней никакого снисхождения. Может, до этого момента она ещё могла надеяться на то, что как знатной даме казнь ей заменят на вечное заключение. Но после неудачного побега её точно удавят, обрекут на мучительную и долгую смерть. И Кимену тоже.

Она вытащила из-под одежды стилет и шагнула к Эдер. Женщина всё ещё смеялась, когда лезвие вошло ей в грудь. В следующую секунду она обмякла, как игрушка, руки бессильно упали, голова завалилась набок. Она всё ещё продолжала улыбаться.

Кимена выскользнула из двери и опрометью бросилась по коридору. Громкий крик стражника, обнаружившего тело, отразился от потолка как раз в тот момент, когда Кимена уронила за собой решётчатый люк и побежала по туннелю, оскальзываясь на скользком камне. Она бежала, сворачивая в известные ей ходы и туннели, пока не добралась до последнего проёма, забранного ржавой решёткой. Протиснувшись сквозь широко расставленные прутья, девушка вброд зашагала по воде, держась за городскую стену – через канализацию она покинула границы города. Только когда она выбралась из реки, чувства вернулись к ней. Она упала на мокрую траву и плакала, пока у неё не заболела голова. А потом поднялась, вытерла лицо и зашагала куда глаза глядят, подальше от города.

… В это время совсем на другом конце города отворились Алые ворота. Пары слов, сказанных высокопоставленным магистром Гильдии, и документа, подписанного лично новоиспечённым капитаном мушкетёров, хватило, чтобы стража без колебаний открыла ворота в неурочный час – правда, выпустив из города карету с плотно занавешенными окнами, они тут же глухо затворились. Возница – худенький молодой человек с сероватым лицом и тонкими каштановыми волосами, убранными в короткий хвост – хлопнул поводьями по спинам коней, и те тут же побежали вперёд, увозя карету в ночь.

- В ближайшее время тебе лучше не возвращаться в Тирль, - произнёс Отогар. – Да и мне бы хотелось переменить обстановку. Я ещё вернусь, чтобы забрать остатки вещей, как только мы обустроимся на новом месте… кстати, у тебя есть какие-то предпочтения?

- Я бы хотел вернуться домой, - тихо сказал Рогриан. – В свой замок. На своей земле дворянин по-прежнему неприкосновенен, хотя бы этот обычай наш король всё ещё почитает.

- Трудные времена настали, правда? – сочувственно улыбнулся Отогар. Рогриан не ответил. Он отодвинул занавеску, чтобы в последний раз взглянуть на городские стены, но они уже растаяли в темноте.

Отогар наблюдал за ним. Он протянул руку в сторону и взял с сидения кареты длинный свёрток.

- Рогриан, - негромко произнёс он. Рогриан повернулся к нему, и его глаза блеснули в полумраке – Отогар развернул ткань свёртка и протянул ему шпагу. В гладко отполированных ножнах, с перевязью, расшитой серебром, эфес не позолоченный, как принято у мушкетёров, а воронёный. Руки Рогриана дрогнули, прежде чем взять оружие. Эфес лёг в его руку легко и удобно, как будто бы он держал эту шпагу уже тысячу раз. По-прежнему не говоря ни слова, он поднял глаза на Отогара. Волшебник смотрел на него спокойно, без улыбки, взгляд его чёрных глаз был торжественен, даже суров.

- Ты больше не будешь служить градоправителю, - произнёс Отогар, - и не будешь служить королю. Скажи мне, Рогриан Ги Ванлай, готов ли ты служить мне?

Всё ещё глядя ему в глаза, Рогриан обнажил шпагу и поднёс её к губам.