Слезовыжималка

Я занялся уборкой по какой-то случайной прихоти, потому что мне было скучно. Через день и один месяц после того, как Промис ушла с собакой и вернулась на Манхэттен, я выгреб все из кухонного шкафа. Я собирал в кучу скрепки для бумаг, пустые шариковые ручки, меню ресторанов с доставкой на дом, неопознанные кусочки пищи… И в самой глубине шкафа нашел крошечный листок бумаги, сложенный в идеальный квадрат. Открыв его, я ощутил себя на каком-то воображаемом острове: ноги утопают в мокром песке, штанины закручены до колен, а на лице — густая борода. Для меня это была записка из бутылки, написанная почерком, который наполнял меня одновременно радостью и досадой; моим собственным почерком.

Я думаю, все дело в желании встретить несуществующую женщину, идеальную в самом возвышенном смысле слова. Встреча с ней превратит меня в меня же, который будет не только лучше, но и еще и немного другим — он будет не настоящим мной, а мной идеальным. В моем случае идеального меня назвали бы гением, бесконечно талантливым продюсером, который всегда расслаблен, уверенно и легко, без особого напряжения создающим шедевры. Все потому, что он встретил ту-о-которой-давно-мечтал.

В тексте сквозила исключительная невинность: в том, что это было написано от руки, с не выверенным синтаксисом, с тем диким чувством, когда ты хочешь кого-то настолько сильно, что изливаешь свои размышления на рваный клочок бумаги. Сама бумага — белая, в синюю линейку, как из школьной тетрадки — только усиливала ощущение невинности. Где же я написал эту оду совершенству, пощечину реальности, которая мне же и досталась? Точно не в Сэндхерсте. Может, еще когда я жил на Хьюстон-стрит, в дни полного отчаяния? Может, я написал это в кафе, когда под рукой не оказалось зеленой тетради, а за соседним столиком сидела «несуществующая женщина, идеальная в самом возвышенном смысле слова»? А потом сам забыл, как засунул исписанный клочок в одну из коробок при переезде?

Я смотрел на мятую бумажку — маленькую гармошку, зажатую между пальцев. И внезапно подумал о Бобе и Промис. Да, я подумал о них как о паре. Не в романтическом смысле, а вообще как о тяжелом наследии внутри меня самого (этим они напомнили мне родителей). За несколько потрясающих недель Промис вместе с Бобом изменили меня к лучшему. Даже несмотря на то, что в конце концов от прежнего меня осталась только эта реликвия — жалкая записка самому себе. Теперь вопрос был в том, насколько я сам как личность могу существовать без слов. Чтобы это выяснить, я скатал клочок бумаги в маленький шарик и выбросил его в мусорное ведро под раковиной.

Телевизор я теперь смотрел нечасто, так что все вышло совершенно случайно. Сидя вечером у себя в спальне, я переключал каналы и вдруг увидел Роберта Партноу, бывшего редактора, романиста, пришедшего в студию Чарли Роуза.

Тогда я застал только последнюю минуту или около того от его сюжета. После десятисекундной рекламной паузы Боба магическим образом сменил за столом Рассел Кроу. Это было очень честно (одни волосы чего стоят). Я лишь мельком увидел Боба, который выглядел как настоящей писатель в белой рубашке, застегнутой на все пуговицы. Он улыбался, пока Роуз путано, елейным голосом заканчивал сюжет: «Мы все ждем с нетерпением. Ваша книга, ваш роман, «Слезовыжималка», уже очень скоро появится на полках книжных магазинов. Спасибо Роберту Партноу за то, что он согласился прийти».

На следующий день в обед показывали повтор «Шоу Чарли Роуза», и я посмотрел эпизод целиком. Мне очень понравилось, что Боб по-прежнему выглядит подтянуто; вообще-то он даже еще немного похудел. Он коротко постриг волосы и будто стал моложе. (Любопытно, это ему Клаудиа посоветовала или неугомонный Ллойд?) Серьезный, внушительный, он сидел за большим круглым столом, высказывал свое мнение по поводу состояния современной художественной литературы и сочувствовал тем писателям, которые, подобно его протагонисту, так и не пробились к вершине. По словам Боба, у него тоже были неудачи — конечно, не в бытность редактором, а в молодости, когда он только начинал писать. Правда, он начал слегка юлить, когда ему задали вопрос о его так называемом исчезновении. Весьма неуверенно Боб стал рассказывать о том, где именно он находился, о том, как он писал каждый день, что на него повлияло и так далее. Но Чарли Роуз, довольный, что первым сумел затащить светило на интервью, не стал его добивать и вернул разговор к вопросу о книге.

Как вы можете понять, сидеть в своей комнате и смотреть эту передачу стало для меня весьма тяжким испытанием. Как ни странно, я довольно спокойно слушал, как Боб давал интервью, о котором я сам не раз мечтал. Тут, безусловно, он был лучше меня. Слушая его, я внезапно осознал, что он говорит правду, даже если это моя правда, а не его. Боб исполнял роль Эвана Улмера и более чем недурно с ней справлялся.