– А мне это важно, – сказал Менелик Калеб голосом, соответствующим более человеку взрослому, чем мальчишке. – Может быть, когда доживу до ваших лет, это не будет так важно, но сейчас это важно, – хитро улыбнулся он. – И если это поможет мне, то, полагаю, поможет и им.
Сеньорита Маргарет взглянула с симпатией на того, кто всегда был одним из ее самых любимых учеников, и кто всегда, тем или иным образом, подтверждал это, она с нежностью погладила его по черным и курчавым волосам.
– Может быть, ты и прав, и гордость имеет большее значение в твои годы, чем в мои, – она протянула руку, чтобы он помог ей подняться на ноги. – Идем, – добавила она, – нужно выбираться из этого ада.
И они пошли на юг. С наступлением вечера каменистая равнина постепенно уступала место пейзажу такому же бесплодному, но уже с редкими зарослями крючковатых карликовых акаций, рядом с которыми они пару раз видели вдалеке тощих антилоп, те, стоя на задних ногах на земле, передними теребили самые нижние ветви.
Попытались, было, подстрелить одну из антилоп, но на этой печальной равнине не нашлось ни одного укрытия, за которым можно было бы спрятаться и прицелиться в этих недоверчивых животных, которые как видели, что к ним приближаются, сразу же срывались с места и стремглав убегали, скрываясь за горизонтом.
Но вот кого там было в изобилии – так это гиен, и то были, безо всяких сомнений, самые голодные гиены, потому что, хоть группа людей была весьма многочисленная и компактная, четверо из этих бестий все время следовали за ними на коротком расстоянии.
Все ненавидели этих пожирателей падали; все помнили, что случалось, когда гиены пробирались внутрь деревни с намерением поживиться новорожденным, и не было такого ребенка на континенте, кто не вздрагивал каждый раз, как слышал их смех посреди ночи.
Над чем они смеялись?
Без сомнения над их страхом; над тем ужасом, с которым Карла, оглядываясь, смотрела на них, и над тем, с какой силой она держалась за руку своего брата Марио, не подозревая, что он с такой же силой ухватился за руку Бруно.
Точно также, как и все остальные: с первого до последнего малыша, включая обеих учительниц, что постоянно поглядывали на коварных бестий, отходивших лишь на несколько метров, когда в них кидали камень, чтобы затем продолжить идти следом.
А ночью?..
А ночью было еще хуже, потому что пламя костра отражалось в глазах гиен красным цветом, словно вместо зрачков у них были раскаленные угли, и малыши, трясясь от страха, теснее жались друг к другу, а те, кто постарше, стояли на страже, держа наготове ружьё и мачете, настроенные решительно отбить любую атаку, хотя и знали, что те трусливые бестии редко нападают на животное, если оно не смертельно ранено.
Но те, судя по всему, были очень голодными. Чрезвычайно голодными.
Они подходили ближе, чем на десть метров, обнажали свои острые и желтые клыки, возможно с отдаленной надеждой вызвать панику и в суматохе завладеть козой или одним из тех нежных человеческих детенышей, и тогда малыши начинали всхлипывать.
Они широко открывали глаза и высматривали в темноте тех, кто сам следил за ними, как за самым аппетитным ужином, и после этого им стоило огромного труда опять заснуть, хоть сеньорита Маргарет и сеньорита Абиба пытались успокоить их, шепча слова утешения.
То была проклятая ночь, после которой все ощущали себя совсем измотанными, и когда, наконец, начало рассветать, и разочарованные гиены удалились в поисках своих вонючих нор, все: и малые, взрослые, еще лежали, не шевелясь, несколько часов, с намерением набраться сил, что не получилось сделать ночью.
Наконец, ближе к полудню, они отправились в путь, скорее из-за того, чтобы уйти как можно дальше от проклятого места и тех адских бестий, чем найти нечто, что помогло бы им определиться с направлением, в котором нужно идти, но которое, это самое нечто, как они подозревали, и не существовало вовсе.
На следующий день им повстречалась группа пастухов, они гнали штук двадцать худых, как скелеты, коров с огромными рогами и сразу же начали вести себя крайне враждебно, угрожая своими длинными копьями и издавая гортанные крики, предупреждая не приближаться к ним, словно опасались, что та безобидная группа детей и женщин отнимет у них животных или заразит какой-нибудь необычной болезнью.
Пастухи эти были очень высокого роста и такие худые, что казалось достаточно ветру подуть посильнее и они свалятся, подобно сухому тростнику, но, тем не менее, передвигались они такими большими шагами и с такой ловкостью, что за считанные минуты исчезли из поля зрения в облаке пыли, оставив после себя странное ощущение, что их, как бы, и не было вовсе, а был лишь мираж, плод воспаленного под обжигающими солнечными лучами мозга.
– Это суданцы, – снова повторила сеньорита Маргарет. – Хорошо бы было, если я ошиблась, но у меня возникло такое ощущение, что мы где-то пересекли границу и сейчас находимся в Судане, – она обвела рукой пустынный пейзаж. – Гор не видно, – добавила она в заключение, словно желала закрыть эту тему.