Слезы Африки

Негритянка взглянула на нее так, словно не поняла вопроса, было заметно, что она силится вспомнить, и, наконец кивнув, сказала с горечью в голосе:

– Очень давно! Конечно же, очень давно! – она вздохнула с обреченным видом. – Помню, как он крестил мою малышку Аину, а теперь у меня уже внуки от нее.

– И все еще ждете его возвращения? – удивилась сеньорита Маргарет.

– Он пообещал вернуться, – последовал простой ответ, что должен был объяснить все. – Он всегда говорил, что хороший пастырь никогда не оставит свое стадо, а он был хорошим пастырем.

– Может быть, он уже умер, – заметила сеньорита Маргарет. – А может, ему просто не позволяют вернуться.

– А что будет с нами тогда, если он не вернется? – жалобным голосом спросила похожая на скелет женщина, и голос у нее был настолько тревожный, что со стороны мог бы показаться даже пафосным. – Когда я была ребенком, то мы поклонялись животным сельвы, или ужасного вида идолам, что казались мне злыми и жестокими, – она посмотрела вокруг, обвела взглядом поблекшие изображения на стенах, словно они были немыми свидетелями ее слов. – А потом пришел отец Гастон, построил церковь и научил нас любить Христа, Деву Марию и всех этих хороших святых, защищавших нас от врагов, – она обернулась к сеньорите Маргарет. – То были самые счастливые годы, – было заметно, что она испытывает ностальгию по тем временам. – Каждое утро я приходила молиться, почистить и убрать пыль со святых образов и всегда была довольна, но однажды отец Гастон ушел, и унес Бога, а нас сделал сиротами навсегда.

– Бога нельзя унести с собой, – возразила ей как можно мягче сеньорита Маргарет. – Бог везде.

– Так и он говорил, – согласилась африканка, но сказано это было голосом сухим с оттенками озлобления. – Но он унес его! Он унес дарохранительницу, распятие и Деву Марию вместе с тем прекрасным голубым покрывалом, которое мы вышивали все вместе, – она развела руки, показывая, что их окружает. – И с того самого дня Бог тут больше не живет.

– Нет, он продолжает оставаться здесь, просто мы его не видим.

– Нет! – та убежденно покачала головой. – Его здесь больше нет. Однажды утром я нашла глиняного идола прямо на алтаре, а еще кто-то опорожнился вон там, в проходе. И как Господь может жить в месте, оскверненном таким образом? – спросила она. – Только когда отец Гастон вернется и очистит все здесь, тогда это опять станет Домом Господним.

Сеньорите Маргарет хотелось бы задержаться и утешить несчастное существо, казавшееся и в самом деле безутешным, но тут силуэт Менелика Калеб возник в дверях и он произнес, в голосе его слышалась нервозность:

– Прошло уже пять минут и Амин клянется, что уедет с нами или без нас.

– Хорошо, – согласилась сеньорита Маргарет, но без особенного желания. – Уже иду.

Она встала с пола, дотронулась до плеча безутешной женщины, та подняла на нее свои огромные глаза, словно ожидала какого-то чуда, которое ждала столько лет и сказала:

– Единственный Дом Господний, который никто и никогда не сможет осквернить и из которого никто не сможет изгнать его, как бы он не старался, – и тут он дотронулась пальцем до груди. – И этот дом в наших сердцах, когда он поселится там по-настоящему. Храни в своем сердце чистые помыслы, такие же, какой была эта церковь, и Господь никогда не оставит тебя.

И снова пыльное шоссе, а неистовое солнце раскалило железную крышу, превратив грязный автобус в зловонную печь на колесах. Сеньорита Маргарет вспоминала каждое слово, сказанное опечаленной женщиной, и пришла к выводу, что она имела полное право жаловаться на то, что ее вывели из невежества, указав путь совершенно новый и полный надежд, чтобы где-то посередине бросить на произвол судьбы.

И это было несправедливо, хотя и должна была признать, что то был, в конце концов, наиболее наглядный пример, показывающий как и что происходит в Африке во всех областях ее жизни, и можно уверенно заявить, что на том континенте все было сделано наполовину, а то, что довели до логичного конца, готово уже развалиться на части.

Большинство европейцев приехали в Африку с одной лишь целью – взять: политики стать более влиятельными, колонисты более богатыми, ученые заполучить новые знания, а миссионеры стать более благочестивыми, но к этому времени все они уже разъехались по домам, посеяв в некоторых простых душах, живших до этого жизнью незамысловатой и без особенных требований, опасное семя, указывающее, что самое важное в жизни – это все время стараться стать более богатым, добывать для себя новые знания, стать более благочестивым или более могущественным.

Амбициозность белых охватила дух африканцев, но эти же белые не передали им необходимых инструментов, позволяющих разумными способами достичь тех целей, а тем самым лишь ввергли в состояние растерянности и деморализации тех, у кого до этого были совершенно ясные и логичные запросы.

Та изможденная африканка была лишь одним из бесчисленных примеров того, как миллионы и миллионы человеческих существ довели до состояния абсолютного хаоса.