Когда Алина со свойственными ей прямотой и цинизмом рассказывала, что не пускает Сержа в свою спальню с самого рождения младшей дочери, что страдает она из-за отсутствия чувств к мужу и что жалеет его - не поверить ей было невозможно. Однако ежели они не затрагивали эту тему в разговорах достаточно продолжительное время, в душу Светланы вновь начинали закрадываться сомнения… что, если Алина лишь внешне так спокойна? Быть может, она и впрямь не испытывает к мужу ярких чувств, но какая женщина сумеет терпеть рядом с собой ту, которую ей явно предпочли?
Разве что такая необыкновенная, как Алина, и сумеет…
И все же мысль, что она делает больно подруге, приводила Светлану в столь сильное волнение, что она едва удерживалась порой, чтобы не уехать из Горок тотчас - раз и навсегда.
Вот и теперь задумавшись об этом, Светлана с сомнением, силясь понять, что на душе у этой женщины, тайком ее разглядывала.
- Алина, ты любила Сержа хоть когда-нибудь? - в этой же задумчивости спросила она.
Та хмыкнула, удивленная таким вопросом. О Серже они разговаривали еще реже, чем о детях.
- Как тебе сказать, ma chere… когда моя маменька поставила меня перед необходимостью замужества, мне был дан выбор: Серж или один старинный приятель батюшки, у которого на тот момент было уже трое внуков от первого брака, лысина во всю голову и гнилые зубы. И тогда я решила, - она подавила смешок, - что лучше буду любить Сержа. Впрочем, я и тогда понимала, что любовь - это такое понятие… эфемерное. Его не пощупаешь, не потрогаешь, не продашь и не купишь. У меня большое подозрение, что людям просто удобнее прикрывать свои низменные порывы книжным словом «любовь».
- Ох, ты ошибаешься! - горячо возразила ей Светлана. - Даст Бог, ты сама поймешь когда-нибудь, как сильно ошибаешься!
Алина глухо рассмеялась и повернулась в своем кресле к Светлане, подперев голову рукой и снова глядя на нее с жалостью, как на неразумное дитя:
- Едва ли, ma chere. Можешь поверить на слово: меня это не интересует. - Она подалась вперед, с заботою стряхивая с юбки Светланы крошки пепла, - У меня есть мои девочки, мои болонки. Есть ты, и есть Серж, который, так или иначе, все равно часть моей жизни. Мне этого вполне хватает.
Светлана слабо улыбнулась, отметив, что мужа она назвала после болонок. Никогда ей не понять Алину.
И тут снова скрипнула калитка. Алина обернулась на звук первой, а вскоре из темноты вышел к ним младший Рейнер, сосед. Точнее даже выбежал - он тяжело дышал после бега, выглядел крайней взволнованным и сбивчиво пытался сказать:
- Светлана Дмитриевна… Алина Денисовна… - он, не смотря на свой вид, все же пытался изображать галантность и почти светски раскланялся с обеими дамами. А после снова заговорил со Светланой: - Разрешите отправить вашего слугу на телеграф - необходимо позвать за полицией. Там, на озере, кое-что произошло…
За его спиной притих племянник Грегора, Максим, и было видно, что мальчик не на шутку напуган.
Глава X
- Переигрывает Зойка. Тут слезу бы лучше тихонько пустить, а не руки заламывать. Слышишь, Стёп?
Сестра Варя пихнула Кошкина локтем, чтобы он взглянул на сцену, и тот вынужден был признать:
- Слышу, слышу.
Давали сегодня «Отелло», а Дездемону играла Зоя Ясенева, светило Александрийской сцены, которую сестрица Кошкина так запросто назвала Зойкой. Впрочем, Зойка действительно переигрывала.
- А тут наоборот амусьён нужно показать, - не унималась Варя.
- Чего показать?
- Эмоцию, говорю, показать! Амусьён!
Кошкин ничего ей не ответил. Он знал, что эту постановку Варя смотрела уже раз пятнадцать, наизусть знала текст, а некоторые особенно любимые сцены вполголоса проговаривала вместе с актерами. Но лучше бы она это время потратила на прилежное выполнение уроков - и по французскому в том числе.
- Нет, плохо сегодня играют, - сдалась Варя и потеряла интерес к происходящему. - Вот меня бы туда, на сцену…
- О да, весь зал аплодировал бы стоя, - поддел Кошкин.
А Варя неожиданно обиделась:
- Злой ты, Стёпа! Вот сбегу я от вас, подамся в Москву, в театр, а когда мне сам император станет медаль вручать - вот тогда и посмотрим…
- Хворостиной ты пониже спины получишь, а не медаль от императора. Пьесу лучше смотри!
Варя надулась и лишь буркнула:
- Да что там смотреть - ее задушили уже почти…
- Молодые люди, будьте любезны - чуточку потише! Такой драматичный момент… - шикнули на них с задних рядов, и брат с сестрой вынуждены были замолчать.
Подперев рукою голову, Кошкин какое-то время наблюдал, как душат несчастную Дездемону, но вскоре, поморщившись, отвернулся. Что на службе, что в театре - одно и то же… Всюду какие-то страсти, какие-то нелепые принципы и обиды, ради которых люди - вполне вменяемые с виду - находили возможным убивать друг друга. Ломая собственные жизни и жизни своих родных, не говоря уж о жертвах. Кошкин не считал себя великим гуманистом, но глядеть на это еще и в театре ему было тошно.