Слезы черной вдовы

Мысли плавно перетекли на графиню Раскатову и ее покойного мужа. Все-таки Шекспир воистину был знатоком человеческих душ и тысячу раз прав: ежели найден труп, то первым делом следует обратить внимание на супруга или супругу покойного. Однако в Горках эта схема, похоже, дала сбой. Графиня и впрямь вела себя странно, но, чем более Кошкин думал об этом деле, тем более убеждался, что графа убил князь Боровской. Тот добивался расположения графини - безуспешно, скорее всего, - потому обманом поселился в ее доме; когда же нежданно-негаданно туда явился законный муж Раскатовой, то юный князь сам же затеял с ним ссору, в результате которой граф был застрелен. Дело казалось Кошкину до омерзения простым, обыденным и не требующим никаких умственных усилий.

Закончив сегодня в Горках, он тотчас вернулся в Петербург, дождался аудиенции и доложил о ходе следствия лично графу Шувалову. Тот во всем его поддержал и санкционировал допрос юного Боровского - а если понадобится, то и немедленный арест. Проблема была лишь в том, что по постоянным адресам найти Леонида Боровского пока не удалось. Но статус и общественное положение молодого князя были не те, чтобы пуститься в бега по всей Руси. И гордость опять же - аристократов всегда подводит гордость. Наверняка он затаился где-то неподалеку от места преступления, и не сегодня так завтра его найдут.

Лучше, конечно, чтоб сегодня. Для того Кошкин и оставил в Горках патруль из трех человек: устроившись в укромном месте, те должны были наблюдать за домом художника. Потому что, как бы ни старался младший Рейнер обаять следователей, наиболее вероятным Кошкину все же виделось, что Боровской, убив графа, подался в дом своего приятеля, где и укрылся.

Дездемону благополучно задушили, пьеса кончилась, и Кошкин поспешил присоединиться к бурным аплодисментам. Еще минуту спустя Варя отстала, встретив подругу, Кошкин же начал пробираться за кулисы.

Эти коридоры, где всегда царила суета, толкотня, переполох и неразбериха, Кошкин давно знал, как свои пять пальцев. Перед каждым спектаклем, когда переполох и неразбериха достигали своего апогея, казалось, что в этот-то раз постановка точно с треском провалится, потому как у режиссера истерика, директор глотает сердечные капли, а реквизиторы угрожают уволиться, но все равно дошивают костюм прямо на артистке. А все оттого, что у ведущего актера запой, а ведущая актриса опять хочет сбежать с любовником (иногда, впрочем, бывало наоборот). Удивительное дело, но и при таком раскладе спектакли почти всегда проходили сносно, а иногда и блестяще. Как так получалось? Кошкину никогда не понять…

Дверь в реквизиторскую, где начальствовала матушка Кошкина, была приоткрыта, потому он вошел туда, ни минуты не раздумывая. И первым делом увидел светило Александрийской сцены в одном корсете и панталонах, наклонившееся, чтобы собрать с пола наряд Дездемоны.

- Простите, Зоя Марковна… - смутился Кошкин и немедленно ретировался.

- Да полно вам, Степан Егорыч, чего вы здесь не видели, - усмехнулась та и озабоченно спросила: - Переигрывала я сегодня, да?

- Мне так вовсе не показалось, - отозвался Кошкин из-за двери.

- Ах, Степан Егорыч, что вы делаете с моим бедным сердцем… - разомлела Ясенева, приняв его слова за комплимент. И снова наклонилась.

Слава Богу, что уже появилась матушка Кошкина, выходя к нему в коридор - как всегда оживленная, суетящаяся и опять перешивающая что-то на ходу.

- Стёпушка, сынок, как же славно, что ты зашел… - матушка привычно потрепала его по волосам, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. Но, хорошо зная сына, она тотчас спросила, предвидя недоброе: - А ты отчего сюда, а не домой, к ужину, как уговор был?

- Я лишь бороду отдать, матушка… и извиниться, что не приеду. Дел невпроворот. Но в другой раз непременно буду!

Избегая смотреть матери в глаза, он отдал сверток с бородой Стеньки, одолженную когда-то в театре. Кошкину действительно было стыдно - изо дня в день он обещал приехать «в следующий раз». Кажется, он больше месяца не бывал дома. Но сегодня ему нужно обязательно вернуться в Горки: если Боровской надумает покинуть Рейнеров, то непременно сделает это ночью. Как можно в таком деле полностью полагаться на подчиненных?

- Как же, Стёпушка?! - расстроилась больше обычного матушка и даже перестала шить. - Сегодня ведь Матрена Власьевна будет, ведь столько ждали-то ее…

- Сегодня?! - изумился Кошкин и от отчаяния ругнулся про себя.

Матрена Власьевна была свахой, одной из самых именитых в Петербурге. Со столь внушительным «послужным списком», что заинтересованные семьи по несколько месяцев порой ждали своей очереди, чтобы пригласить ее к ужину. И матушка действительно об этом говорила - не ехать сегодня на ужин было бы свинством…

***