Слезы Чёрной речки

— Что я, маленький, не знаю, что мне велено делать? — нахмурил брови Никитка.

— Мы тут с ним беседу ведем, он от меня ни на шаг, — защитил своего помощника Янис. — Он мне хороший друг! — И, приглашая ее к разговору, пригласил внутрь: — А что в пороге-то? Разве так говорят? Входи к нам!

Та смутилась, покраснела, некоторое время колебалась, войти или нет. Потом решилась:

— Разве лишь посуду взять…

Вошла, встала подле. Янис — ни жив ни мертв. Что-то взорвалось внутри, сердце забилось, в голову хлынула кровь. Столько лет не видел девушек… Вдохнул свежесть и аромат скошенных трав, свежего воздуха, парного молока, соцветия луговых цветов, в которых сочетается неповторимый запах молодого, женского тела. Удивился правильным очертаниям лица, заволновался от форм игривого стана.

— Нешто мало кушал? — посмотрев на посуду, спросила она мягким голосом.

— Ел… Больше пока не хочу, — волнуясь, не узнавая своей подрагивающей речи, ответил Янис.

— Оставить или унести, налить свежего?

— Пусть стоит, потом доем.

Он хотел поправить полотенце, она тоже. Их руки случайно соприкоснулись. Его ладонь на мгновение прикрыла ее запястье. Янису было этого достаточно — ощутить мягкость, теплоту и нежность кожи. Катя вздрогнула, отдернула руку, как от горячего пламени, испуганно посмотрела на Яниса голубыми глазами. Думала, что сделал специально. Он замер от неожиданности, задержал взгляд на ее лице, почему-то запомнил подрагивающие, пушистые, будто первые снежинки, реснички.

Катя растерянно отступила назад, посмотрела на Никитку: заметил или нет? Тот, оставаясь сидеть на лавке, смотрел куда-то в угол избы.

— Пойду я, — скоро сказала девушка и бросилась к двери.

— Посиди с нами! — предложил вслед ей Янис, но она уже хлопнула дверью.

— Некогда ей, — ответил за сестру Никитка.

— Почему?

— У нас скоро обедня. И мне тоже надобно итить. Покуда тебе ништо не требуецца? — мальчик направился к двери.

— Нет.

— Тогда я после обедни тебе буду помогать.

— Ладно.

Никитка ушел. Янис, отвалившись на нары, с затаенным дыханием прикрыл глаза. Перед ним — Катя. С голубыми глазами, подрагивающими ресничками. Вспоминает ее каждое движение, жест, слово и не может перебить другими мыслями. «Что это со мной? А как же Инга?» — спросил себя, но не смог дать ответа, застонал зверем.

Вечером приходил старец Никодим, осмотрел раны на руке и ноге, послушал легкие и, не говоря ни слова, молча ушел.

В отличие от Никодима матушка Федосия была более общительной. За день приходила несколько раз, справлялась о здоровье, помогла сделать перевязку, но надолго не задерживалась. Никитка сказал, что ей надо молиться. Мальчик покинул свой пост перед закатом солнца, служить вечерню, и больше не приходил. Когда начало темнеть, на улице послышался шум: староверы вернулись с покоса… Очень скоро все стихло. Люди разошлись по домам на покой, утром рано вставать. Янис ждал Катю, думал, придет за посудой, но девушка не появилась.

Утром первым явился Никодим, ощупал руку, заставил пошевелить пальцами, послушал спину, ушел с нахмуренными бровями, опираясь на посох. Сразу после него прибежал Никитка, принес овсяной каши, парного молока. Переложил еду в посуду Яниса, вынес ведро и ушел домой. Сегодня у него появились обязанности. Никодим сказал, что больной обойдется сам, помогать ему «не надобно и посещать можно мало». За весь день маленький помощник приходил трижды. Федосия пришла один раз на перевязку, а Катерины так и не было.

На следующий день Янис проснулся раньше. Через пузырь окна пробивался мутный рассвет. Рука болела, но настроение улучшилось. Молодость брала свое, внутренние силы требовали движения. Присел на нарах, собираясь встать. Получилось. Решил выйти на двор, осторожно зашагал к двери: голова не кружится, в ногах нет слабости. Потихоньку распахнул дверь, переступил через порог, оказался на улице. Осмотрелся, прикинул, куда можно сходить по нужде, пошел за угол. Вернулся нескоро, встал возле дома, оглядываясь по сторонам. Заходить назад в избу не хотелось. Неподалеку находилась большая чурка для колки дров, на которую парень осторожно присел, поджав под себя босые ноги.

Посмотрел из одной стороны деревни в другую. На всем протяжении вдоль ручья на солнечной стороне расположились семь домов. Между ними, по таежным меркам достаточно большое, около двухсот метров, расстояние. Дома небольшие, чтобы зимой уходило меньше дров, срубленные из кедрового кругляка, основательно, стоят на чурках, крыши тесовые. Окна выходят на восток и юг. Про такие избы говорят: «солнышко весь день катается». При каждом доме крепкое хозяйство: теплые пригоны для скота, амбары для хозяйственной утвари, огромные дровенники, погреба. Усадьбы огорожены от скотины простыми жердями. Тянутся далеко в гору и заканчиваются на границе тайги. В огородах большую часть занимает картошка, тут и там видны длинные грядки с луком, морковью и даже капустой. За картошкой волнуются на легком ветерке пшеница, рожь, овес.