Слезы Чёрной речки

— Да... соболь сейчас дорог! У нас тоже так на Байкале. Соболий следок в редкость. Но если обметаешь — король! Я промыслом тоже сызмальства занимаюсь и знаю, как «купцы» на коленях стоят, готовы задницу целовать!

— А что, дядя Ваня, давно ли в Чибижеке золото моют? — спросил Андрей.

— А кто его знает! Мой прадед, которого я и в живых-то не застал, говорил, что, как он сюда пришел, здесь уже мыли. А он уже лет как сто назад умер. Дед мой говорил, что он застал то веселое времечко. С лотка всегда самородок выскакивал. Песок не брали, так как «тараканов» хватало. С каких пор золото отмывают, никто не знает. Мой прадед с желтолицыми встречался. Это же их исконные земли. Они здесь от начала веку хозяевали. Говорят, что, когда первые русские пришли, они недовольные были, противились, резали, давили мужика-бродягу. Да разве медведя от меда оттащишь, если он в улей залез? Но с луком и стрелами против пищали не попрешь! Отвоевали землю, прогнали тюрков. Однако сколько тут людей осталось догнивать, только господь Бог ведает! А сколько мужиков наши купцы порешили? Купцы-то поумнее да похитрее нашего брата. Где спиртом напоят, где товар гнилой подсунут, а где и нож в спину. Сколько только на моем веку людей в тайге сгинуло! В этих краях человеческих костей больше, чем золота! Даже со мной не раз бывало: начнешь по ключу пробу брать, глядишь, то череп человеческий выскочит, то просто кость... Жуть, да и только! Опять скелет в землю закопаешь, крест поставишь, а как звать-величать — не ведаешь. Так могилка безымянной и останется... Крест сгниет, могилка с землей сровняется, и нет никакой памяти, как и нет человека...

Незаметно утихла разбушевавшаяся гроза. Мелкий дождик невидимой пылью сеял из непроглядной тьмы. Иван медленно поднял голову:

— Завтра будет хороший день!

— Почему ты так решил? — спросил Андрей.

— Эк, человек! Да, я вижу, мало ты еще по тайге хаживал! Простых истин не знаешь. Видишь, ветерок с востока потянул? Верный признак, к ведру!

— Смотри-ка, а я и не знал...

— Век живи — век учись! — улыбнулся дядька Иван. — А не поставить ли нам с тобой еще чайку?

— Отчего же не поставить? Сейчас за водичкой сбегаю, — поспешно сказал Андрей и исчез в зарослях тальника.

За разговорами Леха впал в крепкие объятия сна и захрапел. Когда Андрей вернулся, дядька Иван с улыбкой заметил:

— Счастливый... Спит и в ус не дает! А я вот к старости плохо спать стал. К вечеру находишься — сил нет! А ляжешь, три-четыре часа — и все. Потом всю ночь звезды караулю.

Он хотел сказать что-то еще, но умолк на полуслове. Послышались тяжелые, неторопливо-размеренные шаги, шумное пыхтение, короткие ругательства. Кто-то шел на свет костра. Под давлением тяжелых ног треснула пара сучков, после чего возникла огромная фигура Гришки Сохатого. Он был сильно пьян.

— Андрюха! Ты чего это убежал? А я тебя потерял.

Сохатый грузно уселся рядом, удивленно и вызывающе посмотрев на дядьку Ивана, спросил:

— Леха? Не, не Леха... А ты кто такой? Откуда взялся?

— Из тайги пришел. Вот только недавно, перед сумерками, — ответил Иван и преспокойно потянулся за кружкой.

— Кто такой? Бродяга? Что тебе здесь надо? Чего шаришься? Вынюхиваешь золото? — грознее и строже спросил Гришка, уставясь немигающими глазами на торбу дядьки Ивана.

— Ничего не вынюхиваю. Проходил мимо, иду в Чибижек к родственникам.

— А к кому это ты идешь, ну-ка скажи?

Дядька Иван назвал фамилию, но Сохатый не унимался.

— Ты мне тут не заливай! Знаем мы вашего брата. Ходите, вынюхиваете, где золото есть, а потом по нашим шурфам копаетесь!

— Не надо мне вашего золота. У меня своего хватает. Сказал же — прохожу мимо. Остановился на ночлег. Вон и Андрейка подтвердит, — все так же спокойно ответил Иван и прихлебнул чаю.

— Андреем не прикрывайся, он еще молод, ничего не понимает. Мозги запудрить можно любому... Это он пусть тебе верит. А меня не проведешь. Таких, как ты, бродяг-нахлебников топить надо, камень на шею и в реет! Или душить на кедрах. А еще лучше — в шурф вниз головой! — закипал Сохатый.

— Да перестань ты, Григорий! Что он тебе сделал? — пытаясь утихомирить зарвавшегося мужика, заступился за своего дружелюбного собеседника Андрей.

— А ты молчи. Ты еще мал и глуп, ничего не понимаешь! Бродяги эти — воры! Их всех убивать надо! — проревел Сохатый и, грубо оттолкнув Андрея, схватил Ивана своей лапищей за грудь.

Обстановка накалилась до предела и теперь уже, конечно, никак не могла закончиться миром и согласием. От шума зашевелился и проснулся Леха.

— Убери руки, я сейчас уйду, — не теряя чувства самообладания и достоинства, сказал спокойно Иван.

— Нет! Никуда ты не уйдешь! Тебе пришел конец! Я тебя сейчас задушу! — шипел Сохатый, всем телом наваливаясь на Ивана. Его руки змеей перебирались к горлу опрокинутого навзничь человека.

Леха пошел на испытанную, крайнюю меру. Схватив голову Гришки, он стал заворачивать ее назад и вбок. Сохатый разжал руки и, молниеносно прокрутившись на месте на сто восемьдесят градусов, от боли выкатил стеклянные глаза и в бешенстве заревел:

— Ты что, щенок, на папку руку поднял?