Слезы Чёрной речки

— Что, Андрейка, потерял свою любовь?

Он, не обращая внимания на издевки, поспешил к ее дому. Андрей боялся, что Маша может уйти домой, а в такое позднее время вызвать девушку на улицу не представлялось возможным. Но Маша ждала его под черемухой, где они проводили вечера.

Андрей подошел к ней и хотел что-то сказать, но она, не давая ему опомниться, быстро обвила руками его шею и замкнула его губы горячими губами: «Молчи!»

Бежевая полоска предстоящего рассвета легкой дымкой очертила зубчатые вершины гор, видневшиеся в рубчатый лаз амбарного сеновала. Яркие фонарики мерцающих звезд начали тускнеть, растекаться, лишь на западе все еще продолжали гореть разноцветными красками.

Дурманящие запахи свежескошенной травы перемешивались с ароматом благоухающих цветов, кустарников и деревьев. Упавшая роса освежила воздух и принесла новые запахи сочных, покрытых серебристой влагой трав, теплой, прогретой за день земли и прелого сухого дерева тонких тесин, покрывающих двускатную крышу сеновала.

Воздух бездвижен. Замерли склонившиеся от собственной зрелости травы, не трепещут жизнерадостные листочки берез и осин, насторожились в преддверии скорого утра ветви терпких, смолистых пихт, елей и кедров.

Однако глубокая ночь полна звуков. Где-то в низине шумит говорливая речка. Едва слышно, принимая в себя влагу, стонет сухая земля. На конном дворе с шумом вздыхают отдыхающие лошади. За поскотиной настойчиво брякает ботало загулявшей коровы. Периодически, с точностью до минуты, квелым голосом отмеряет время петух. С легким посвистом режут воздух десятки летучих мышей, тянет свою нудную, скрипящую, противную песню дергач.

Андрей лежал на спине и ничего не видящими, полуприкрытыми глазами смотрел куда-то вдаль, на проявляющуюся границу света между небом и землей. Его руки медленно и осторожно гладили девичье тело. Голова Маши покоилась на его груди.

— Мне кажется, что все это происходит не со мной, что это только сон, снившийся мне уже много-много раз! — шептала Маша. — Как хорошо, как спокойно... Всю жизнь бы так лежала рядом с тобой и не шевелилась.

— А мы теперь и так будем всегда вот так лежать... ночами... — неторопливо ответил он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, потому что я хочу взять тебя в жены... Завтра пойдем с батей к твоим, разговаривать...

— Как это пойдем? А ты у меня спросил? — вспыхнула она и, оттолкнувшись от него руками, отодвинулась в сторону.

— Ох, ты какая! Характерная! — с улыбкой проговорил он, резко приподнялся, схватил девушку за плечи и прижал к себе. — А я тебя сейчас спрашиваю: пойдешь за меня?

Наигранно обижаясь, Маша пыталась вырваться из его крепких рук, но руки Андрея — как сработавшая кулема, чем больше рвешься, тем крепче сжимают рем.

— Ты не ответила на мой вопрос, — через какое-то время напомнил он.

— Ну, какой же ты... неужели не понятно? Конечно, да!

Допел свою длинную, бесконечную ночную песню дергач. Оборвав заунывный треск, неутомимый тенор определил границу ночи и уступил место всевозможным голосам ранних утренних птах, приветствовавших рассвет веселыми, звонкими трелями.

Теплое утро прогнало мрак, затушило на небе звезды и насторожилось в ожидании скорого восхода солнца. Легкий восточный ветерок невидимой рукой зашевелил серебристую от росы траву, закачал тяжелые ветви деревьев и зашелестел легкими прутьями кустарников.

Андрей быстро шел по улице. Он со счастливой улыбкой воспринимал свежесть раннего утра, радовался ему, как ребенок, и, мечтательно вспоминая глаза Маши, негромко мурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Стараясь выдерживать ритм, он пропел куплет и, ускоряя шаг, мысленно подхватил припев. Вдруг за его спиной, пугая и разрывая душу, заунывно и противно тонким голосом завыла собака. Андрей остановился, пораженный ощущением неприятного холодка, пробежавшего по его телу. Повернувшись, он некоторое время смотрел назад, стараясь понять, откуда исходит звук. Поселковая улица была пуста. Это значило, что вой исходил от какой-то дворовой собаки, сидящей на цепи. Через несколько секунд вой повторился. Андрей определил, откуда он доносится, и ужаснулся: собачий вой слышался из Машиного двора. Возможно, это был ее старый Соболь, который летом всегда сидел на цепи.

— Вот черт. К чему бы это? С утра пораньше... — передернул плечами Андрей, веривший в приметы. Охотничий опыт подсказывал, что собаки воют в очень редких случаях: либо от голода, либо от холода, либо к покойнику.

Вскоре собачий вой прекратился и больше не повторялся. На какое-то время замерший мир вновь ожил разноголосьем, а несколько успокоившийся Андрей зашагал дальше. Но, не доходя до своего дома, Андрей вновь остановился.

Около новой калитки его ограды, понуро опустив головы, стояли четыре оседланные лошади. Подвязанные к штакетинам уздечки подсказывали, что всадники приехали давно и застоявшиеся кони устали коротать время.