– Надька сказала, что у тебя серия, – лапа сгребла фотографии со стола. Снимки замелькали в корявых пальцах, словно карты в руках гадалки. – И что ты сам хочешь остановить этого психа. И я хочу. Мы будем хотеть вместе. Ты не стесняйся, говори. Чем смогу – подмогу. Только уж и ты постарайся, лады?..
...постарайся сделать так, чтобы мне больше не приходилось разбираться с этим! – Палыч зол. Когда зол, усы у него топорщатся, как у кота дворового. И левый отчего-то становится выше правого.
– Они первые начали!
– И что?
– Ну... они обзывались. Я что, молчать должен? – Димка заводится с пол-оборота. Жива еще недавняя обида. Просека. Качели. Небо, разбитое на лоскуты сосновыми ветвями. Зеленые яблоки на дичке. Кисло, но вкусно. И еще рожь, которую можно на костре пожарить.
И компашка. Загодя увидел, еще с опушки. Хотел уйти, но передумал. Он тоже имеет право быть здесь. Подходили медленно, с опаской. Пусть их больше, но он сильнее и не раз показывал. Но сейчас воевать лениво. Качели скрипят, небо сыплет зеленой хвоей, а яблок надрал много.
Впервые захотелось поделиться.
Наверное, если бы не то его желание, не рука, протянутая Васюку, с яблоками и миром в ладони, все было бы иначе. Но удар – по пальцам, а будто под дых, – и яблоки в песок. И слова как иглы под ногти. Сволочи. Бил в нос, и в зубы, и катался с кем-то, визжа и пытаясь зубами за ухо ухватить.
Но они же первые начали!
– Пойми, Дима, не имеет значения, кто начал первым, – Палыч снимает очки и достает сигареты. – Ты уже достаточно большой, чтобы понять: жизнь не всегда справедлива. И порой приходится поступиться правдой для того, чтобы кому-то другому стало лучше... Ты лезешь в драку, а страдают все. Смотри, закроют приют, разошлют вас по другим домам. Разве это хорошо? Стоит ли Париж такой обедни?
– Так что, паря, договорились? Скажешь имечко?
– Да пошел ты!
Димыч вскочил, готовясь ответить ударом на удар, но лысый лишь хмыкнул. Он ушел спокойно и с достоинством, как уходил бы дьявол, уверенный, что обязательно вернется.
– Черт! – Димыч сгреб снимки в ящик стола. – Черт, черт, черт... Надька, куда ты лезешь? А я куда?
Ответа не было, а время улетало.
Вопрос 8
: Когда эти соски находят, но этого мало для осуждения, ведьм пытают, не давая им спать две или три ночи подряд, чтобы они наговорили на себя что угодно; такой способ хорош для приручения диких соколов или лошадей.Ответ
: Когда дело обнаружения ведьм пребывало еще во младенчестве, такой способ считался не только подходящим, но и рекомендовался судьями Эссекса и Саффолка с одним только намерением: если не давать ведьме заснуть, то она скорее у всех на виду призовет на помощь своих бесов, что часто и случалось. Редко, почти никогда ведьмы не жаловались на недостаток отдыха, но после того, как некоторые из них разбили себе в тюрьме головы, судьи запретили такую меру, и с тех пор – а тому уже полтора года – это средство не применялось, никого не держали без сна по указанию суда. Но, может статься, некоторые ведьмы не спят из чистого упрямства, хотя никто их такой возможности не лишает, и даже наоборот.