Слезы нильского крокодила

«В принципе, и Наташа могла отомстить за мать, — таков был подтекст Алининых слов. — Причем без особых на то угрызений совести: она-то Василию не родная дочь. А Сергей и вовсе чужой».

— Мы могли играть в карты впятером, — подсказала я.

— Пошли к ним, — Оксана спешно стала одеваться.

Каюта Наташи и Сергея находилась на той же палубе, только по другую сторону борта, в стороне от Оксаниной каюты и от лестницы, ведущей на верхнюю палубу.

Стучали мы довольно долго, сначала тихо, потом громче. Наконец хриплым со сна голосом отозвался Сергей:

— Кто?

— Сережа, — позвала Оксана. — Открой, пожалуйста.

— Мама, чего так рано? — пробурчал зять, увидев перед собой тещу.

— И, правда, мама, еще даже толком не рассвело? — зевая на всю ширину рта, спросила Наташа. — Болит что-то? Опять сердце?

Заметив, что за Оксаной входим мы, она натянула до подбородка простыню и испуганно перевела взгляд на мать.

— Дети, — изрядно волнуясь, начала Оксана, — запомните, если будут спрашивать, мы до утра играли в карты в каюте Марины и Алины. Запомнили? До половины четвертого утра, — для закрепления повторила она.

— Мы? Но мы спали! В половине двенадцатого вернулись в номер и больше никуда не выходили.

— Нет, дочка! Говори, что я, ты и Сергей играли в карты вот с ними.

— А кто нас будет спрашивать, и почему мы так должны сказать? — удивленно спросил Сергей.

Тут Оксану прорвало, и она заголосила в голос:

— Василя убили! Васю! Дочка, папу убили!

Наташа подскочила в постели и вытаращила на мать глаза:

— Мам, ты что?!

Сначала мне показалось, что дочь не понимает, из-за чего мать так убивается. Этот человек не стоил ни одной ее слезинки. Радоваться надо, что его жизни лишили, но никак не плакать. Не дождавшись от Оксаны ответа — та продолжала биться в истерике, — Наташа спросила у нас:

— Она не шутит?

Вместо нас ответила Оксана:

— Шучу? Только если… — она подняла на нас глаза, понимая, что вряд ли мы способны так шутить, и опять зарыдала.

— Да какие уж тут шутки, — вздохнула Алина.

— Оксана, — сказала я, после нового витка истерики, — самое время появиться тебе на палубе. Прошло минут сорок, как мы пошли за тобой. Соберись, вытри слезы… Хотя, нет, иди, как есть.

— Наташа, ты пойдешь со мной? — промокнув платком слезы, спросила Оксана у дочери.

— Да, только оденусь. — Не попадая ногами в брючины, девушка спешно начала одеваться. Натянув на голое тело футболку, она подскочила к двери.

На палубе людей меньше не стало. Единственно, они разомкнули кольцо и деликатно расступились, не мешая вдове рыдать над трупом. Рада стояла на коленях, уперев голову в подлокотник шезлонга. Ее плечи ритмично сотрясались, при этом она не забывала периодически спрашивать:

— На кого ты нас оставил, Васенька? Чья рука сгубила моего соколика?

— Противно от ее притворства, — прошептала мне на ухо Алина. — Соколика… Где слов таких набралась? Видно же, что неискренне.

Я только пожала плечами — каждый переживает горе по-своему. Взять, к примеру, Оксану, ее горе казалось куда более глубоким.

«А может, она действительно не имеет никакого отношения к смерти Василия? — опять засомневалась я. — На одной чаше весов — весьма веские мотивы убийства: совместно нажитое имущество, половину которого Василий собирался отнять, плюс ревность, плюс обида. Как бы банально не звучало, но Оксана отдала Василю лучшие свои годы. На второй чаше — реакция Оксаны на смерть бывшего мужа. Такое вряд ли сыграешь. За каких-то полчаса Оксана выплакала полведра слез. Ее веки превратились в вареники, нос стал похожим на свеклу. Неужели так себя ведут убийцы? Нет, убийцы боятся возмездия, их мучит страх разоблачения, но слезы они не льют. Своих жертв оплакивают только крокодилы».

По другую сторону от трупа стаяли Богдан, Ярослав и Катя.

Катя, на правах подруги, утешала Раду:

— Не плачь. Мы тебе поможем. Мы не оставим тебя в беде. И с транспортировкой тела, и на памятник скинемся.

— Нужен ему ваш памятник, — буркнула Рада.

— Надо договориться, чтобы тело положили в холодильник, — подсказала Алина, обращая на себя внимание присутствующих.

Все повернули в нашу сторону головы. Заметив Оксану и Наташу, Рада вскочила на ноги и, выбросив руку вперед, закричала:

— Это она! Это они, они погубили Васеньку. Убийцы! Арестуйте их!

— Что и требовалось доказать, — тихо сказала я и, чтобы поддержать Оксану, взяла весящую, словно плеть, ее руку в свою.

Оксана была близка к обмороку. Не отрывая глаз, она смотрела на Василия, уже кем-то покрытого простыней, и не делала попыток ни что-либо ответить Раде, ни шагнуть вперед к телу убитого.

— Оксана, не обращай на нее внимания. Хочешь, уйдем отсюда?

Она меня не слышала, не слышала она ни оскорблений вдовы, ни подлого шушуканья за своей спиной. Она стояла каменным изваянием, и жизни в ее лице было не больше, чем в лице убитого Василя. Куда-то исчезла краснота, отечность век. Губы стали отдавать синевой, как будто Оксана в один миг лишилась всей крови.

Рада не унималась: