Слезы нильского крокодила

— Оксана, мы завтра хотим съездить в Дрогобыч, — приоткрыла я Оксане наши планы. — Ты помнишь, где жили дедушка и бабушка Василя?

— Они давно умерли, — быстро ответила Оксана.

— Это мы знаем. Нам нужен адрес Степана Остапенко. Хотим его разыскать. Не по-человечески это: сын в могиле, а отец ничего не знает.

Оксана поперхнулась крошкой и закашлялась. Лицо ее побагровело. Мне пришлось подскочить к ней и изо всей силы хлопнуть ладонью по спине.

— Спасибо. Вам незачем ехать в Дрогобыч. Степан от сына отказался. Да я вам рассказывала. Василий деньги просил, отец ему отказал. С этого момента их пути-дороги разошлись в разные стороны. Вам незачем искать Остапа. Сын отказался от отца, отец — от сына.

— Не уверена, — покачала я головой. — Оксана, с тех пор, как Василий ушел от тебя, кое-что изменилось. Твой бывший муж ехал в Египет с намерениями создать египетско-украинскую фирму. Хотел поставлять сюда, в Трускавец, кожаную галантерею и золотые изделия. Он даже компаньонов себе нашел: Ярослава и Лидию Годжик.

— Да? — Оксана удивленно вскинула брови. — Египетско-украинскую фирму? На какие шиши?

— Лидия говорит, что Василий хвастался папенькиными денежками.

— Не может быть!

— Да почему — не может? Старик на старости лет вспомнил, что у него есть сын.

— Не такой уж он старик, — возразила Оксана. — Степану чуть больше шестидесяти. И с Васькой у него никогда хороших отношений не было.

— Оксана, ты знаешь, где жили Остапенко в Дрогобыче? — не сдержалась я, подозревая, что она намеренно не дает нам адрес Степана.

— Нет, — ответила она с извиняющейся улыбкой на губах. Надо сказать, улыбка у нее получилась глупая, даже глупейшая. Я поймала себя на мысли, что Оксана нам врет.

— Допустим. А где живет Михаил Иванович, помнишь? — спросила я, жалея о том, что мы не догадались спросить адрес у него самого.

— Михаил Иванович? Какой Михаил Иванович? Ах, тот… Откуда мне знать, где он живет? Да я с ним практически не знакома.

— Так уж? Вчера ты его помнила, а сегодня — нет? Говорила, что он хороший дядька, а сегодня — «практически не знакома»? Оксана, у тебя склероз? Что произошло за день?

— Васю хоронили, — протянула она.

— Мы сейчас говорим не о Васе, а о Михаиле Ивановиче. С чего это ты так быстро его забыла?

— Хорошо-хорошо, он пару раз останавливался в моей гостинице, но я не имею обыкновение заводить с постояльцами дружбу. Вы не в счет. С Михаилом Ивановичем у нас шапочное знакомство. «Здравствуйте» и «до свидания» — не более того.

— Вот как! А сегодня вам нашлось о чем поговорить, — наседала я. — Сегодня на похоронах вы вместе вышли из квартиры Рады и достаточно долго беседовали. Хотелось бы знать, о чем?

— Он мне выразил свои соболезнования.

— Двадцать минут выражал?

— Нет, потом круиз вспомнили. Как все хорошо начиналось… — Оксана замолчала.

— И?

— Что «и»? Что вы ко мне пристали? — неожиданно разозлилась она и резко встала из-за стола. — Надоели! У меня голова болит, а вы со своими расспросами. Нет Василя, и на этом надо поставить точку! — Взгляд ее метался по комнате, словно она искала предмет потяжелее, чтобы грохнуть с треском о пол. Взяв себя руки, Оксана сказала: — Пойду, прилягу. Лиля, тебе уроки надо делать. Завтра ты идешь в школу, — в сердцах напомнила она дочери.

Прервав ужин, Лиля молча поднялась, схватила со стола горбушку хлеба и вышла из комнаты. Оксана, посмотрев на стол, сухо сказала:

— Вы кушайте, посуду я уберу позже.

Некоторое время мы прислушивались к шагам Оксаны, поднимающейся по лестнице в свою комнату. Едва шаги стихли, Алина спросила:

— Что с ней? Какая муха ее укусила? Почему упоминание имени Михаила Ивановича заставило ее так волноваться? Не хочет, чтобы мы проводили дальнейшее расследование? Вид у нее был такой, будто мы здесь лишние. Того гляди, попросит нас уехать.

— Это после разговора с Михаилом Ивановичем она так изменилась, — ответила я Алине. — Очевидно, разговор с ним Оксане был весьма неприятен. Она до сих пор под впечатлением.

— Надо завтра ехать в Дрогобыч.

Так мы решили, но к утру планы наши изменились. Часов в восемь вечера, сочтя, что поминки Василия и Романа давно закончились, мы захотели услышать от Степы краткий отчет о событии.

Степа трубку не брала. Причин к беспокойству не было. Телефон мог находиться в сумке, сумка — в комнате, сама Степа — в другой комнате. Когда же большая стрелка часов подползла к цифре «десять», я не на шутку заволновалась. Степа — «жаворонок». Она рано ложится и рано встает. Как правило, в десять она уже в постели, а телефонная трубка — у изголовья, на тот случай, если позвонит Петр или мы.

Через пятнадцать минут я набрала ее еще раз. Глухо. На телефонный звонок никто не реагировал.

Не отозвалась Степа и утром. Тут уж я запаниковала:

— Вставай, одевайся, — стала я будить Алину. — Идем к Раде. Со Степой что-то случилось. Почему она молчит?

— Мало ли, — неуверенно пожала плечами Алина, но мое волнение передалось и ей. — Хорошо, если батарея в телефоне села… И правда, мы же договаривались связь держать круглосуточно.

— Бежим к ней, — потребовала я.