Слезы Турана

Главный визирь понял это как знак к началу разговора. Но не улавливая истинного намерения султана, ответил ему уклончиво:

— Шкура носорога подобна дереву, и это известно всем, кто хоть раз был в Хиндустане. Но если натянуть тетиву до правого уха, то стрела пробьет его шкуру на шахский гез (Гез — мера измерения).

Говорившего перебил эмир Кумач:

— Визирь ал Фадл, — да продлит аллах ваше пребывание на земле, — говорит: умный не забывает, что шакал становится опасным, если его шкуру оцарапать стрелой!

Визирь тут же воспользовался опрометчивостью своего противника:

— Да окаменеет рука в бою у того, кто войско великого Турана считает способным справиться лишь с дикобразом, разжиревшим на заброшенной бахче. Разве мы не помним своих побед в Аравии и Византии?

Но и атабек Кумач был хитроумным и опытным бойцом в словесных поединках. Он медленно поднялся, расправляя полы халата и этим выигрывая время.

— Я хочу сказать, что силь, рванувшийся с гор, можно остановить, но это не под силу слабому, носящему имя Самарканд! Султан султанов, повелитель вселенной двух слов не говорит. Войско уже на том берегу Джейхуна, а это, как мне кажется, один из главных признаков уже принятого решения. Мы не ради благосклонного расположения звезд над Самаркандом потеряли при переправе по три воина на каждую тысячу. Армия ждет добычи. И она ее получит!

— Повелитель вселенной ждет мудрого решения, — добавил визирь, закрепляя победу в первом поединке. — Немного нужно ума, чтобы совершить поступок безумца. Не алчность жадных должна быть советом высших, а государственная мудрость, способствующая расширению границ великих сельджукидов.

— Но разве не мудрый Низам аль-Мулк учил, что лучше отягощать походные хурджуны воинов золотом и добычей врагов, чем брать его у ремесленников и землепашцев Хорасана.

Визирь знал, что тяжелое положение хорасанцев беспокоит эмира Кумача, но ему и самому хотелось погреть руки у Самарканда. Главный визирь, только что построил новые лавки медников в этом городе, на доходы от которых хотел купить роскошный замок у берегов седого Каспия.

— Истина, указанная атабеком Мелик-шаха, свята, как любая сура корана. Но я предлагаю снять с барана не шкуру, а лишь состричь с него шерсть, которая на следующий год отрастет еще гуще. Надо не разорять походом Самарканд, а взять с него большой выкуп. О, величайший! — склоняясь, обратился визирь к султану. — Даже барсы в горах берут добычу лишь для утоления голода, оставляя остальных архаров тучнеть до другой охоты. Одни лишь презренные волки рвут добычу, обезумев от крови и жадности В послании Арслан-хана есть истоки святой мудрости.

— Кому дано право считать воинов султана султанов волками, обезумевшими от крови и жадности? — перебил его эмир Кумач. — Не слушай его, о, могучий властелин! Устами визиря гласит сама трусость. Кто может поучать солнцеподобного?! Презрение трусам! — воскликнул Кумач, падая перед султаном на колени.

Санджар милостливо коснулся рукой его головы.

— Боевые знамена гордо развернуты, мечи храбро обнажены! — продолжал Кумач. — Не дай же, мудрый султан, ломать крылья новых боевых побед. Разве твои львы не достойны громких почестей! Что скажут в Мекке, в Дели? Что подумают в Византии? Нет, меч великих сельджуки-дов не затупился! Не приказывай же, о величайший, свертывать и позорить боевое знамя, славы и побед!

Санджар мрачно смотрел через приподнятый полог шатра на Джейхун. Он видел, как отряд всадников накинулся на старика у лодки. Видел, как блеснул на солнце топор.

«О, всесильное небо, — подумал он про себя, — ты одно вершишь судьбы… В твоих руках удел каждого. Сердце твоего раба разрывается в поисках мудрого решения. Но чувство злобы не дает мне покоя. И сладкие слова о разорении Самарканда отягощают руку, желающую отменить поход. Вознагради же меня, святое небо, правильным решением!

Санджар понимал, что землепашцы давно бы размозжили головы, закованные в шлемы. Давно бы взялись за серпы, зная, как дорого обходится содержание огромной армии. Эмир Кумач был прав — аль-Мулк учил содержать войско за счет набегов и походов, но прав и визирь: разграбив Самарканд, мы сдерем шкуру с барана. Санджар прикрыл глаза рукою. Новая мысль не давала покоя.

«Бросив войско на Самарканд, я раздавлю каракурта, который готов темной ночью забраться на мое одеяло и ужалить». Султан побледнел от этой мысли.

— Величайший! — заламывая руки, продолжал визирь, — Мелик шах — сеятель наук и ремесла, создатель академии и покровитель художеств завещал обходиться с подданными так, чтобы они воспевали своего покровителя. — Но тут же визирь понял по движению губ султана, что тот принял уже какое-то решение, и замолчал.

Понял это и эмир Кумач Он заговорил с надеждой на внимание султана:

— Боевые орлы чистят клювы. Они лишат крови и сил твоего врага. Прикажи нам, всемогущий, и славные тысячи своими мечами напишут новую страницу в книге твоей славы. Прикажи, умрем с честью за тебя!

Санджар вышел из шатра. Телохранители скатывали ковры, разбирали шатры Стража седлала лошадей, укладывая утварь на плоты.