Слезы Зоны

— Тоже верно, — недовольно согласился Эру, никак не желающий принимать идею, что из-за осторожности проклятого Гиви потеряет несколько артефактов, каждый из которых стоит десятки тысяч.

— Всё, я — отбой, — поднявшись, Немо переступил через несколько тел, блаженно растянувшихся после шикарного ужина, и поставил оружие возле кровати.

— Слушай, Немо, — тихо обратился к нему Перун. — Можно Люба на твоей кровати поспит, а?

— А больше ничего не надо? — недобро ухмыльнулся хозяин землянки. — Может ей ещё и Винторез мой подарить? Обойдётся, вместе со всеми на полу поспит.

— Сволочь ты, Немо, — через секунду молчания выдал Перун и вернулся к уже готовившим спальные мешки спутникам.

— Какой есть, — без злости ответил ему в спину легендарный сталкер.

На несколько минут все замолчали. Слышался только шелест спальных мешков, лязг складываемого оружия и расслабленное сопение.

— Блин, чего ж у тебя даже печки маломальской нет? Холодина такой, а согреться — никак, — проворчал Москит, пытаясь свернуться калачиком прямо в спальнике.

— Ничего, перебьёш… — огрызнулся было Немо, но, обведя остальных взглядом, замолчал.

Действительно, только он, на мягком матрасе, под толстым, тёплым одеялом чувствовал себя как в раю, особенно по сравнению с последними днями, когда ночевать приходилось на земле. Остальные же сталкеры поругивались сквозь зубы на необычный для апреля холод, а бедный Перун, снова оставшийся без спального мешка, забился в угол и, опустошив свой рюкзак, попытался укрыться им, сидел, обхватив колени руками. И, кажется, в такой позе он собирался просидеть всю ночь.

Немо откинул одеяло, даже удивившись волне холода, мгновенно обрушившейся на него, и опустился на пол, на колени. Покопавшись под кроватью, вынул простой, довольно дешёвый и известный всем сталкерам артефакт — Рубин — размером с продолговатый теннисный мяч. Только вместо огненно-красного цвета, тот почему-то светился багрово-фиолетовым, а обычно гладкая поверхность покрывалась неровной паутиной тонких трещин. Сунув руку в карман, сталкер выудил патрон от Винтореза и, крепко прижав артефакт к полу, аккуратно ударил острым концом пули по Рубину. Ничего не произошло. Он ударил ещё пару раз, чуть наращивая силу удара. И вдруг артефакт едва слышно звякнул, в беспорядочную паутину трещин вплелось несколько новых и по землянке пронеслась волна жара, мгновенно поднимая температуру градусов на десять-двенадцать. После этого Немо, так и не проронив ни слова, аккуратно сунул артефакт под кровать, забрался под одеяло и, закинув руки за голову, вытянулся всем телом, чувствуя, как хрустнули позвонки.

— Слушай, чего это было-то? — привстал от удивления Игрок.

— Печка, — ответил Немо.

— Что за печка???

— Её ещё Рубином называют.

— Ну Рубин-то я знаю! Но как ты это сделал-то?

— Сам не видел? Постучал по артефакту аккуратненько, вот и получилось так. Главное не переусердствовать. Если слишком сильно ударить — кусок отколется и руки ошпаришь.

— Охренеть можно с тобой, Немо! О таких вещах говоришь так, как о стрелянной гильзе! Откуда узнал такое?

— Узнал…

Оскорблённый такой манерой отвечать, Игрок отстал от него, блаженно растянувшись в ставшем немного душном спальном мешке. Зато к разговору присоединился Фашист, постеливший мешок прямо возле кровати.

— Слушай, Немо, помнишь, мы как-то разговорились, кто как в Зону попадает?

— Помню.

— Расскажи, а?

— Я уже говорил. Пришёл. Ногами. Если интересно какие они, можешь заглянуть под одеяло.

— Да иди ты на фиг, Немо, с такими приколами!

— Понял. Иду.

— Достал! Тоже мне, легенда Зоны, вшивая!

— Не хочешь чтобы своих вшей на тебя натравил, умолкни и спи.

— Да что за ты человек такой? Ты можешь быть нормальным?

— Я нормальный.

— Ага! Заливай кому другому! Нормальный нашёлся! То молчит, как рыба об лёд, то говорит ерунду какую-то.

— Я не говорю ерунду.

— А то я не помню! Вон, когда возле заставы брюхо морозили, сказанул, что, типа, жизнь ничего не стоит. Скажешь, не ерунда?

— Чего же стоит жизнь?

— Да всего! Если её нет, то уже ничего не нужно! Ни бабло, ни жратва вкусная, ни тёлки, ни власть.

— То есть жизнь — самое ценное, что может быть?

— Если нет — назови хоть что-то более ценное!

— Разве когда не станет тебя, пропадёт весь мир? Все люди, что живут в нём?

— Для меня — пропадёт! А если пропадёт для меня — то какая к чёрту разница, пропадёт или останется?

— Но ведь в мире живут миллиарды людей. Разве твоя жизнь более ценна, чем жизнь каждого из них? Или, тем более, жизни их всех вместе взятые?

— Своя рубашка ближе к телу, — недовольно буркнул Фашист.

— Нет, всё-таки есть много вещей, куда более ценных, чем всего лишь жизнь.

— Да нет такого. И быть не может.

— Сама по себе, жизнь не стоит ничего. Как, например, пустая бутылка. В неё можно налить молоко и она станет полезной. Можно наполнить жидким дерьмом. Тогда она окажется неприятной или даже вредной. А можно оставить пустой. И бутылка станет просто бесполезной и ненужной. Поэтому жизнь — ничего не стоит, а то, что ты успеешь за неё сотворить, может сделать её бесценной.