Слияние вод

Понять-то, наверно, все поняли, но охотников говорить все-таки не находилось, и тетушка наконец вызвала на трибуну Наджафа, строго велела комсомольскому секретарю выступить первым.

А тот, конечно, не растерялся, смело вышел, - сразу заметно, что ему Ширзад накануне все уши прожужжал, нашептывая, подбивая на грошовую демагогию.

Рустам-киши сперва хотел, чтобы после доклада выступил с толковой речью Салман, но потом подумал, что благоразумнее выпустить верного оруженосца в разгаре прений, чтобы тот фактами, фактами, фактами разгромил наголову критиканов и смутьянов.

С трудом Рустам-киши старался уловить, о чем же распинался на трибуне Наджаф. Вот он сказал: "Не пойму я нашего председателя, видит бог, не пойму!..." - и проворно, шариком, скатился со сцены.

Его сменил бригадир Махмуд, опытный честный труженик, стоявший все годы как-то в стороне от Рустама-киши, даже неделями порою не заглядывавший в правление. Он внятно, неторопливо рассказал о положении в бригаде, поддержал призыв Рустама к всемерной бережливости.

"Конечно, товарищи, у председателя есть свои недостатки, не отрицаю, сказал бригадир, - и ошибки были. Были, но ведь он неустанно заботится об артельных интересах и о доходе колхозников не забывает, а за все это нашего Рустама надо ценить!..."

Не успел Махмуд рта закрыть, как птицей на трибуну взлетела Гызетар и обрушилась на почтенного пожилого мужчину с упреками:

"В прошлом году почти весь доход отдали на трудодни, а неделимый фонд оголили! А теперь вот со строительством нового Дома культуры залезли в долги, разве это в интересах колхозников? Нет и нет!..."

Уверенным тоном Гызетар сообщила собравшимся, что дядюшку Рустама она уважает с малых лет, но уважение уважением, а работа работой.

"На минуту представьте, товарищи, что Рустам-киши посадил нас всех в лодку, а сам взялся грести и гребет такими рывками, что лодка вот-вот опрокинется. Так неужели мы не скажем ему: "Дядюшка, полегше, поаккуратнее, тонуть в Куре никому неохота!..." - под дружный смех воскликнула Гызетар.

"Господи, ведь надо ж додуматься до такой чепухи! Вот уж бабий ум, еще хуже, чем куриный... Сравнила колхоз с какой-то утлой лодчонкой, а председателя - с гребцом. Не нахожу в этом ничего мудрого".

И все-таки подогретые Наджафом и Ширзадом парни пришли в восторг, хлопали в ладоши, кричали, буйствовали:

"Правильно-о-о!... Молодец, ханум!..."

Такой же горячий отклик в зале нашло выступление звеньевого Мурадхана,

Нет, Рустам-киши справедлив, признает, что тот говорил серьезно, обоснованно, но допустил в своей речи досадные колкости, а зачастую и оскорбительные выпады против солидных, убеленных сединами бригадиров, которым он, молокосос, и в подметки не годится.

Ага, на трибуне появился Салман... Как-никак верный пес, хоть кое в чем и самовольничает, но не подведет! Держитесь, демагоги и злопыхатели, сейчас он вам задаст жару!...

Но к огорчению Рустама-киши, его заместитель заговорил неуверенно, сбивался, поминутно заглядывал в конспект, согласованный накануне с великодушным своим покровителем. Неужели нельзя было выучить речь наизусть, даже прорепетировать ее дома, перед зеркалом? Ах, дармоеды, ах, лентяи!... Каждый норовит только для себя попользоваться покровительством Рустама, а как ему прийти на выручку, то жила тонка.

Салману все же похлопали, но аплодисменты получились разрозненными, жиденькими, и он сошел с трибуны смущенным.

А едва предоставили слово Ширзаду, в зале воцарилась тишина, полная волнения и горячего ожидания.

Уже это одно укололо Рустама-киши, вызвав в его сердце странное чувство, похожее на ревность.

"Главнейшая, я бы сказал, партийная задача правления нашего колхоза в области хлопководства - облегчить ручной труд людей, и прежде всего женщин и девушек, - начал Ширзад. - Вот об этом-то председатель товарищ Рустамов и не желает думать!"

"Обо всем думаю!" - вспылив, прервал его Рустам-киши, и нервным движением руки смахнул капли пота со лба...

- С сатаной, что ли, подрался? Ишь разметался, весь в поту, - сказала спросонья Сакина, тревожно всматриваясь в искаженное лицо тяжело дышавшего мужа.

Однако Рустам-киши не услышал ее далекого голоса - Ширзад, только Ширзад заслонил ему весь божий свет... Тщетно он прерывал секретаря парторганизации то насмешливым замечанием, то глумливой улыбкой, а раза два, не утерпев, вскакивал и отважно подставлял грудь под его обвинения. Ничего не помогло!... Будто подменили людей: те самые колхозники, которые совсем недавно заискивали перед Рустамом-киши, возносили до небес его добродетели, добивались благосклонных взглядов, - теперь дружно, слитно отзывались с одобрением на каждое слово Ширзада, ему, и лишь ему, аплодировали, его приветствовали согласными возгласами.

Но что это? На трибуне уже не Ширзад, а бойкий рослый петух с огненно-алым гребнем. Захлопал крыльями, надулся и закукарекал, залился во все луженое горло утренним песнопением.

По деревенским дворам тотчас откликнулись другие крылатые стражи времени, и вот уже великое множество петухов зычно горланило, напоминая людям, что ночь прошла.