Слётки

Она умолкла, но продолжала двигаться так же бесшумно, той же тенью, словно преобразившись, вовсе не торопилась вернуться оттуда, где была, из стихотворения, сюда, в их обыкновенный городок, на знакомую улицу, на этот тротуар, бывший когда-то асфальтированным, а теперь превратившийся в разбитую, с яминами, неширокую полосу для прохода.

И тут Глебка услышал, что Марина снова зашаркала подошвами, закачалась, как все люди, да еще и чихнула. Чудесное ощущение оборвалось и исчезло, он и себя сразу почувствовал обыкновенным, а вовсе никаким не чистым. Успел, словно хватаясь за что-то, спросить:

– Как это? Мысль изреченная есть ложь?

Откуда-то сверху она улыбнулась – Глебка почувствовал это. Сказала посторонним голосом:

– Еще поймешь.

– Почему? – удивился он.

– Потому что настанет еще твое время. Не гони.

Он не обиделся, такие замечания надо пропускать. Глеб сунул руку в карман, вытащил три сотенные зеленые бумажки, протянул их Марине, сказал нарочито повелительным, строгим голосом:

– Это Борис передал. Велел, чтоб ни в чем себе не отказывала. Усмехнулся, придумывая на ходу:

– И была в порядке.

2

Дней через пять на Глебкино имя принесли телеграмму: «Встречай посылку с проводником вагон такой-то, поезд такой-то брат». Была суббота, страна гуляла май, и опять набралась целая куча праздников да выходных, так что Глебка даже обрадовался возможности смотаться в большой город, убить время. Указанный вагон обнаружил, возле него на каблучках притопывала молоденькая проводница, и когда Глеб спросил о посылке, она, уточнив его имя и фамилию, протянула ему корешок квитанции, по которой, оказывается, надо было еще получить эту посылку в багажном вагоне.

Вагон этот был первым после электровоза, походил на амбар с широкими воротами, и в них стоял, зевая, молодой же, как проводница, начальник, что ли, этого вагона, который, приняв квиток, кивнул Глебке в угол, где, окутанная авоськой, стояла здоровенная пятилитровая жестяная банка с иностранной наклейкой.

Глеб поднял ее, вытащил на асфальт, прочитал вслух: «Ballistol». Тут же помотал головой, разобрал, что это оружейное масло, но куда столько? В тир, что ли? К Хаджанову?

Спасибо еще, что автовокзал в городе впритык к станции, а то бы Глебка пупок развязал. Пер банку, каждые десять метров останавливаясь – не так тяжело было, как неудобно. Встал в автобусную очередь.

Ну и любопытен же народ наш! Увидев банку, чуть не каждый норовил наклониться, разглядеть, чего там написано. Особенно женская половина. Одна бабка выразилась ясней всех.

– Это у тебя, милок, не подсолнечное масло? Какое-то ненашенское. Бают, всё опять вздорожает.

– Машинное масло, – отбрехнулся Глебка сдержанно.

– О-о, – махнула рукой женщина, – одне машины у них на уме. Да все иностранские: своего-то ничего не осталося!

И тут вдруг затрещало, задымилось – сразу и со всех сторон. У автовокзала притормозила целая стая мотоциклов с бородатыми мужиками в коже – все сверкает, блестит, грохочет, ничего не слыхать. Разговорчивая бабка перекрестилась.

Прямо возле Глебки тормознул мотоциклист – безбородый, ясноглазый. А когда прямо к нему обратился, он понял, что это не парень, а девушка. Почти девчонка.

– Мальчик! – крикнула она. – Краснополянск по этой дороге? Он только кивнул утвердительно.

Девчонка смотрела на него весело – легкая, уверенная, совершенно не здешняя, и все газовала, не отъезжала, чего-то, может, еще хотела спросить. Потом опустила глаза на Глебкин груз, вскинула их с удивлением снова на Глебку, крикнула:

– Ого! Баллистол!

И врубила свой мотоциклище на полную катушку.

Еще минута, и Глебке показалось, что все это видение просто приснилось ему.

К очереди подкатил, подергиваясь, кособокий «пазик». Глебка влез вслед за старухой, взял билет и притаился в заднем углу, подальше от входа.

Его трясло как всех – по дороге даже не районного, а поселкового значения, и он, сам того не замечая, прикрыл глаза, чтобы из мрака выступила снова эта яркая картинка: веселое круглое лицо, запакованное наглухо в блестящую, дорогущую мотокаску, широченный сверкающий корпус невиданного мотоцикла и, конечно, приветливая улыбка.

Кто она? Сколько ей лет?

Глебка занес посылку Марине – ее не было, но он же знал, где спрятан ключ, поставил груз в сенцах, прямо на секретную половицу, а дома, еще не отдышавшись, узнал от бабушки, что на их Богом забытой улице послышался вдруг страшный рык, и что-то пронеслось бешеной дымной струей. Пока она вышла на улицу, только гарь висела над дорогой, а черное сверкающее пятно улетело в сторону речки. Она смешно объяснила пролетевшее:

– Ровно черные кастрюли!

Глебка рассмеялся и, выпив кружку молока, двинул в указанном направлении.

Конечно, и ему бы хотелось подвалить на таком же агрегате, в черной блестящей каске, с черными очками на бесстрастном лице, но он и грошовым великом-то не располагал. Так что пришлось легкой рысцой, на своих двоих, под отдаленный гром спешить в детские свои места, давненько, кстати, не навещаемые.

Когда он пересек рощицу и вышел на их горевскую луговину, сердце сжалось.