Слёзы Лимба: Книга вторая (СИ)

— Я знал, что они подослали в участок своих людей, чтобы они контролировали каждый шаг Татьяны. Но не мог представить, что они могли оказаться настолько опасными. Предположительно их трое. Двое уже мертвы. Остался третий. Но он вряд ли покажется в ближайшее время. Слишком много шума в городе. Этот человек будет ждать, когда все утихнет, только тогда начнет шевелиться.

— Тебе нужно подышать воздухом, — мужчина положил тяжелую руку на плечо Эрвана и по-дружески улыбнулся. — Ты не выходил из палаты уже шесть часов. Не беспокойся, твоя красавица никуда не убежит, мы позаботимся о ней.

Эрван кивнул и с грустью посмотрел в сторону полуоткрытой двери, откуда вылетал рыжий пар тусклого света. Он не хотел уходить, но организм стонал от усталости и жаждал как можно быстрее сменить обстановку. Молодой человек прочистил горло, засунул руки в карман брюк и направился вперед по темному коридору, но через несколько метров остановился и с нахмуренным лицом уставился на лысого мужчину.

— Такое чувство, что ничего не произошло. Столько спокойствия на душе. Это так странно…

— Думаю, тебе это пригодится, — мужчина порылся в кармане своей тяжелой кожаной куртки, затем достал оттуда серебряную вещицу, поблескивающую в свете тусклых ламп. — Нашел среди ее личных вещей. Помнится, он раньше принадлежал тебе. Мне показалось, что сейчас ему следует находиться у тебя.

— Я и забыл, когда в последний раз держал его в руках, — молодой человек осторожно взял предмет из гигантских лап бритоголового, затем стал с любопытством разглядывать, сдвинув брови на переносице. Эрван походил на ученого, которому в руки дали ранее не изученный объект. И он наверняка учуял это сходство, так как через мгновение на его лице возникла широкая улыбка, донельзя уставшая, но по-настоящему искренняя. — Этот портсигар уходил от меня в самые тяжелые минуты и возвращался, когда все налаживалось. Значит, наступает белая полоса в моей гребаной жизни.

Юноша осторожно открыл портсигар и обнаружил там три сигареты, длинные, приятного коричневого оттенка. Эрван поднес к ним острый кончик носа и впустил в легкие табачный аромат, от которого он чуть было не чихнул, но вовремя сдержался.

— Татьяна всегда курила именно эти сигареты. Как и я. Знаешь, в этом читалась некая романтика. Мы иногда курили одну и ту же сигарету, передавали ее друг другу после каждой затяжки. Со стороны это наверняка выглядело отвратительно. Но для нас это было равносильно поцелую.

Бритоголовый прыснул, но, встретившись с угрюмым лицом Эрвана, смыл с лица все эмоции и стал смиренно слушать, хотя и без особого энтузиазма.

Молодой человек вытащил одну сигарету и положил ее за ухо, а сам портсигар спрятал в задний карман брюк. После чего медленный шагом двинулся вперед по длинному пустому коридору, тихо напевая себе под нос:

«Tourner dans le vide vide

Tourner dans le vide

Me fait tourner dans le vide

Vide vie vide vide

Tourner dans le vide

Tourner dans le vide».

Снаружи уже успели наступить сумерки. Городские огни зажглись и заплясали в морозной дымке. Приближение Рождества ощущалось даже отсюда, с высокой парадной лестницы пожухлого госпиталя. Эрван отчетливо слышал песнопение детского церковного хора, который прославлял Христа и Богоматерь и по традиции желал жителям всего королевства счастья в наступающем году. Молодой человек любил слушать детские голоса, в них было столько невинности и убаюкивающего спокойствия, что вся отяжелявшая реальность превращалась в развеянную по ветру пыль. И сейчас, вслушиваясь в это ровное монотонное пение, он забыл обо всем, что его тревожило. Молодой человек поднес свое лицо к небу и позволил падающему снегу опуститься на его бледную обезвоженную кожу. Эрвану казалось, что он на короткое время очутился в детстве, в чарующей сказке, в мире, где все наивно и легко решаемо. Хотелось обхватить эту иллюзию руками и не отпускать до наступления смерти.

Он снял с уха сигарету и неуклюже вставил в рот, его пальцы дрожали и пытались добыть с помощью портсигара огонь, но источник тепла моментально поглощал холодный декабрьский ветер, будто некто не желал, чтобы табачный дым заполнил легкие Эрвана. Парень забыл, когда в последний раз зажимал между зубов сигарету, помнил последнюю выкуренную пачку смутно, словно та находилась в прошлой жизни. И он надеялся, что табачный дым больше никогда не заполнит его тело своим смуглым туманом, но в данный момент желание выкурить хотя бы одну жалкую сигарету стало поистине невыносимым, напоминало чувство голода.

Наконец-то спичка зажглась, и Эрван поднес ее к кончику сигареты. Пару минут он просто вдыхал горький дым и прерывался, когда кашель с громким хлопком выплескивался из его тела. Он действительно забыл вкус и запах табака, отчего ему стало казаться, что он вновь тринадцатилетний мальчик, впервые вкусивший что-то запретное. Затем кашель прекратился, и Эрван даже сумел забыться и поплыл по течению вместе с церковным песнопением, что заглушил все эмоции в голове.