Слишком борзая!

Моё терпение лопнуло, как перчатка на перебродившем бутыле с вином. Взорвалось и вырвалось из меня громким рыком, испепеляющей яростью в глазах. Потому что я, чёрт побери, Борзова! И не в моих правилах спускать с рук обман, предательство. Скорее я спущу любому шкуру, чем позволю топтаться на моих чувствах! Даже если сама после этого сдохну. Потому что я — Борзова… и, похоже, ею и останусь…

— Кто такая эта чёртова Элис! — выпалила я в лицо Царёву вместо ответа.

— Ч-что? — задрал свои соболиные брови Тимур и в искреннем изумлении захлопал ресницами. — Я не знаю никакую Элис…

— Не знаешь? А почему же она тебе пишет: "Хочешь продолжить, Тимми"? — с придыханием изобразила я представлявшийся в моей голове голос. — Чем ты с ней занимался, что она так мечтает продолжить? А, Царёв?

Тимур непонимающе моргал своими нагло-карими лупешками и неуверенно бормотал:

— С Элис? С Элис я занимаюсь изучением русского языка, малышка… — вставая с колена и опасно близко приближаясь ко мне.

В данном случае опасно для него, разумеется.

— Русским? У меня по русскому тоже пятерка! Или ты и со мной все «места имения», и с ней изучаешь?

— С тобой? Хорошо… хочу с тобой, — подозрительно быстро согласился со мной Тимур. Как пить дать, накосячил даже больше, чем я видела!

— Звони этой своей Элис прямо сейчас и скажи, что ты больше в её услугах не нуждаешься! — потребовала я от Тимура, желая убедиться лично, что эта Элис для него ничего больше не значит, а заодно и выяснить, какой швабре драной из толпы сзади выцарапать глаза.

В этот момент Тимур улыбнулся, достал телефон и, уставившись в экран, расхохотался. В голосину! Шокируя и меня, и зрителей нашего шоу.

Пришла моя очередь непонимающе хлопать ресницами.

— Милена, девочка моя. Я не могу ей позвонить, — с трудом сдерживая смех, сообщил мне Тимур. — "Элис" это не человек. Это приложение.

— Приложение? Я видела, как ты лапал это «приложение» на том конце теплохода, придурок! — разозлилась я окончательно, и, используя все свои внутренние запасы энергии спящей силы, одним рывком кувыркнула громадного мужика за борт. На этом, кажется, исчерпав все свои внутренние резервы.

— Отвезите меня домой, — уже не так самозабвенно хлюпая носом, попросила я братьев, которые вместе с остальными ломанулись поглазеть на плавающий в воде лохматый бессердечный айсберг.

Моим единоутробным братьям не нужно много слов, не нужно объяснений и фактов, когда дело касается меня. Мы все трое связаны невидимыми нитями, и где бы мы ни находились — рядом или за тысячи километров друг от друга — мы всё чувствуем. Как чёртовы волки-оборотни, разве что мыслей не читаем.

Бес молча поднял упавший на палубу телефон Тимура. Мирон задумчиво почесал репу, глядя как красиво плывёт сын Льва со звучащей фамилией Царёв. Плыл действительно по-царски, игнорируя сброшенные на воду спасательные круги и догоняя сбросивший скорость теплоход.

Бес самовольно откинул крепления спасательного катера с другого борта и, подхватив меня на руки, помог перебраться в скоростное судно.

Дома, привычно засев на кухне, я с тоской ждала, когда появится в ней мама, чтобы начать болтать сама с собой. Странная привычка, но я так её люблю и не хочу с ней расставаться из-за всяких… коронованных негодяев!

— Сволочь самоуверенная! Дитя развращенного запада! Как он может лапать другую женщину, а через пять минут делать предложение другой! — не дождалась я своего любимого слушателя, начав разговор в одиночестве.

Мама вошла на кухню, поставив на стол так и не разрезанный торт. Мой торт, которым я хотела сообщить Тимуру не только о ребёнке, но и всем вместе узнать пол нашего малыша. Такая новомодная штука в Москве — узист, узнав пол ребенка, не сообщает его никому, а запечатывает результат в конверт. Мама лично отвезла этот конверт в кондитерскую и отдала заказ. Лишь разрезав торт, можно увидеть результат — розовые коржи означают, что будет девочка, голубые, соответственно, мальчик.

Эта коробка с тортом ещё больше прибавила мне душевной боли и мучений. И хоть меня любопытство уже доедает, я не хочу разрезать торт в таком настроении.

— Вообще-то он думал, что лапает и предложение делает одной и той же женщине, — раздался голос мамы, и немного насмешливый тон её голоса меня насторожил.

— Ты не знаешь, о чём говоришь… — возмутилась я, потому что это же моя мама! Она за меня должна быть в любом случае!

И, как положено, всяким зятьям спуску не давать! И состоявшимся и… только инвестировавшим.

— Как раз я точно знаю о чем говорю, подойди сюда, — позвала меня мама, выходя из кухни.

Неохотно плетясь за ней, я обнаружила, что эта кокетка вертится у зеркала. Почти полтос стукнул, а всё не угомонится.

— Зачем сюда? — поинтересовалась я, вставая рядом.

— Попой к зеркалу, — скомандовала мама. — Видишь, твоя неугомонная сестра Викуся выбрала нам с тобой платья из одной коллекции. Спереди они пошиты совершенно непохоже, но сзади — спина открыта чуть ниже лопаток, над задницами платье собрано складками в поясе.

— Ну и что, — хмурилась я, хотя догадка уже проклёвывала сквозную дырку в моих извилинах.