Слишком доброе сердце. Повесть о Михаиле Михайлове

И вдруг кони стали. В оконце стук кнутовищем, стоит какой-то мужик в тулупе и кричит:

— Где у вас ямщик-то?

Выглянули — пусто на козлах, нет ямщика. Постояли, подождали, видят — бежит ямщик и земля под ним до того шибко вертится, что не может сердяга твердо ногой ступить.

— Да ты, парень, пьян? — набросился на него Бурундуков. — Опять слетишь, да и повозку повалишь.

— Сам ты пьян! Так покачу, только держись.

И снова погнал как сумасшедший, возок только трещал на ухабах. Кричать ему, уговаривать его было бессмысленно. Верст через пять-шесть кони снова остановились, от боков их валил пар.

— Ведь говорили тебе, чтобы ты не гнал! — опять напустился на ямщика Бурундуков. — Стали теперь лошади, загнал ты их.

— Оттого и стали, что ты меня гнал! — огрызнулся ямщик. — Ты и меня всего избил! Саблей в бок тыкал!

Хорошо, что лошади стали возле деревушки, наверное по инстинкту. С одурелого парня проку мало, жандармы решили заменить лошадей в деревне. Тут как раз подошли несколько мужиков и на просьбу Бурупдукова ответили отказом — в деревушке всего три двора, лошадей нету.

— Они избили меня! — опять завопил ямщик, взбодренный появлением мужиков. — С козел меня столкнули. — И попер на Бурундукова: — Ты кто такой? Ты кто, мать твою так, генерал? Ты солдат бесштанный!

Бурундуков решил, что надо съездить обратно на станцию за свежими лошадьми, и попросил мужиков помочь ему отпрячь пристяжную. Но мужики и с места не сдвинулись.

— Не замай, братцы! — кричал им ямщик радостно.

Бурундуков пошел сам отпрягать, а мужики стали науськивать ямщика:

— Не давай, паря, не давай!

Ямщик ринулся за Бурундуковым, запутался в тулупе и рухнул в снег.

— Видите, как он пьян? — заговорил Каменев, пытаясь усовестить мужиков.

— Маненько выпимши, — согласились мужики. Михайлов только головой вертел, следя за развитием событий.

Бурундуков наконец выпряг пристяжную и поскакал охлюпкой обратно на станцию. Ямщик хотел было за ним погнаться, да плюнул и напустился уже на Каменева:

— Ты кого везешь, мать твою распротак? Ты секретного везешь. А в чем ты его везешь? Разве в этакой избушке секретных возят? На это перекладная есть, а ты его проходной везешь. А сабля у тебя где? С секретным едешь, а где у тебя сабля? Захочу, я тебе все рыло расхлещу! Секретного ты везешь, а пистолет у тебя где? Жандар ты, мать твою перетак, жандар!..

Кроткий Каменев не мог отвечать ямщику тем же ором, махнул рукой и отошел прочь. Обозлясь на его спину, на нежелание принять правду-матку, ямщик вскочил на козлы, пронзительно, до рези в ушах, взвыл, гикнул — и лошади, как от волка, рванулись и понеслись, будто свежие. Михайлов кричал, просил, требовал остановить, но все тщетно.

— Что, плохо везу! — ликовал ямщик. — Что, пристали лошади, да? Вот как я на паре троих качу!

То, что из тройки лошадей осталась пара, он еще разбирал, но то, что из трех седоков остался один, ему было совсем невдомек. Михайлов, потеряв терпение, чуя, что возок вот-вот опрокинется и рассыплется, просунулся через оконце и дернул ямщика за полу, Тот качнулся, натянул вожжи, лошади круто свернули и уткнулись в сугроб, после чего ямщик задремал.

Вскоре верхом прискакал Каменев. Мужики все-таки испугались, как бы не вышло хуже для них, и нашли ему лошадь. Теперь Каменев взобрался на козлы сам и, обнимая вконец одурелого парня, повернул возок обратно — встречать Бурундукова со станции.

Разудалого молодого сменил степенный пожилой ямщик, но и с ним заехали в овраг, сломали оглоблю.

Облик селений менялся все больше. Семьи служивых и семьи поселенцев жили вперемешку, между ними велись обыденные разговоры об одном и том же — о статьях уложения, о конце срока, о прошениях и побегах. В какой-то вот такой же деревне возле каторжного рудника будут жить и Шелгуновы с Мишуткой… Все чаще стали попадаться партии, шедшие не только на восток, но уже и на запад. Остроги, этапы и уже не этапы при селениях, а селения при этапах. В Сибирь въезжаешь как в большую неогороженную тюрьму.

За два дня до Тобольска опять перевернулись полозьями вверх и кое-как выбрались через дверцу, которая оказалась с другой стороны. Разбили стекло в оконце, и пришлось затыкать дыру войлоком. И лошади свежие, и ямщик новый, но как будто устал уже сам возок…

После третьего кувырка утром в канун Нового, 1862 года прибыли, наконец в Тобольск. Город стоял на двух уровнях и напоминал Москву. Внизу жилые дома, а на горе каменный кремль, собор, архиерейский приказ, там же тюремный замок и приказ о ссыльных.

По длинному откосу поднялись наверх, проехали мимо памятника Ермаку, мимо острога и остановились возле грязноватого здания приказа о ссыльных. Здесь Бурундуков и Каменев должны сдать пакет на Михайлова, после чего поедут обратно, в Петербург. Михайлову же оставаться и ждать, разрешит ли приказ следовать в возке дальше или назначит его в общую партию и будет он греметь кандалами до самого Нерчинска.