Слишком много поваров

— А малышка Беррэн держится молодцом. Луи поместил ее между собой и послом в знак уважения к Беррэну, и она оправдывает доверие, храбро защищая честь отца. — Блан вздохнул. — Вы ведь слышали, что я сказал Вульфу, когда он расспрашивал меня о событиях прошлой ночи. Следовало ожидать, что грехи Филиппа Ласцио наконец настигнут его. Бесчестье было у него в крови. Если бы он был жив, я мог и сам его убить. Но убийство — это не по мне. Я кулинар, а не мясник. — Он проглотил кусочек кролика и снова вздохнул. — Взгляните на Луи. Это важнейшее событие в его жизни, и его civet de lapin — само совершенство, если не считать некоторого перебора с букетом гарни. Возможно, это потому, что кролики совсем молодые, и их нежный вкус, не имеющий еще ярко выраженных нот дичи, не нуждался в таком большом количестве трав. Луи достоин того, чтобы обед прошел весело и мы отдали должное его мастерству, а вы только посмотрите на нас! — И он снова принялся за кролика.

Кульминация вечера для меня наступила, когда подали кофе и крепкие напитки, и Луи Серван поднялся, чтобы произнести речь «О тайнах вкуса», над которой он трудился два года.

Я не ценитель высокой кухни, но глотая коньяк, я жмурился, дабы не оставлять ему лишней щелочки, через которую он мог бы испариться. По телу разлились приятное тепло и сытость, и я был готов насладиться увлекательной и, вероятно, познавательной речью. И тут зазвучало:

— Mesdames et messieurs, mes confrères des Quinze Maîtres: Il y a plus que cent ans un homme fameux, Brillat-Savarin le grand...

Он продолжал в том же духе, и я понял, что попал в ловушку. Знай я заранее, какой язык старейшина мэтров избрал для своего выступления, я бы что-нибудь придумал, но нельзя же было просто встать и уйти. Что ж, бутылка коньяка еще была полна на две трети, и моей главной задачей стало постараться не уснуть. Поэтому я откинулся на спинку стула и принялся наблюдать за движениями рук и губ оратора. Надо понимать, это была неплохая речь: все полтора часа слушатели улыбались, кивали, поднимали брови, иногда аплодировали, а Росси порой кричал «Браво!» Когда Рэмзи Кифа сразил очередной приступ хихиканья, Серван прервался и вежливо подождал, пока Лизетта Путти его успокаивала. Один раз я почувствовал себя неловко, когда Серван замолчал, медленно оглядел стол и из его глаз по щекам покатились две слезы. Вокруг зашептались, сидевший рядом Леон Блан шмыгнул носом, а я прочистил горло и потянулся за коньяком. По окончании речи все сгрудились вокруг Сервана и принялись жать ему руки, а кое-кто и целовать.

Постепенно гости группами переместились в гостиную. Я поискал глазами Констанцу Беррэн, но тщетно: похоже, она израсходовала всю свою храбрость. Кто-то тронул меня за руку и заговорил со мной, и я обернулся к неожиданному собеседнику.

— Извините, ведь вы мистер Гудвин? Ваше имя назвал мне мистер Росси. Я видел вас сегодня... с мистером Вульфом...

Я подтвердил истинность всего перечисленного. Это был Альберт Мальфи — специалист по антре без творческой жилки и воображения. Он отпустил пару замечаний на тему обеда и речи Сервана и перешел к делу:

— Я слышал, что мистер Вульф все-таки решил взяться за это дело... я имею в виду, за расследование убийства. Я так полагаю, на это повлиял арест Беррэна?

— Нет, не думаю. Все потому, что Вульф здесь гость, а гость подобен сокровищу, что покоится на перинах гостеприимства.

— Несомненно. Разумеется, — он окинул комнату быстрым взглядом и вновь сосредоточился на мне. — Мне надо кое-что рассказать мистеру Вульфу.

— Так вон же он, — я кивнул в направлении Вульфа, живо общавшегося с троицей мэтров. — Идите и рассказывайте.

— Нет, я не хочу прерывать его беседу, он же почетный гость Пятнадцати, — последние слова он произнес благоговейным тоном. — Я решил спросить у вас... можно, я приду завтра с утра? Может, это и не имеет значения... Когда сегодня мы, то есть мистер Лиггет и я, говорили с миссис Ласцио, и я рассказал ей это...

— Вы друзья с миссис Ласцио? — я смерил его взглядом.