Ночью, уже почти падая от усталости, Федор все же вскочил в последний автобус, уходящий на железнодорожный вокзал, справедливо полагая, что в такой день телеграф там может работать и круглосуточно. Так оно и оказалось. Он написал на бланке-"молния" адрес Маши в Казани и коротко приписал: "Жив. Здоров. Сегодня пришли в N. Очень люблю. Скучаю". У окошка возникла заминка. В карманах мундира, галифе и в полевой сумке Федора было много всего: индивидуальные пакеты, бутылка перекиси водорода и пузырек с йодом, патроны, пара сухарей, несколько упаковок таблеток, малый полевой врачебный набор и прочее, прочее, прочее. Там только не было ни копейки отечественных денег, поскольку в Стамбуле они просто не были нужны. Несколько турецкий монет откуда-то завалялось, но что от них толку.
Телеграфистка не сразу поняла причину заминки и даже спросила у Федора, лихорадочно шарившего по карманам:
– Так будете отправлять телеграмму или нет?
А сзади как назло стояло уже два человека, выжидательно поглядывавших на него. Даже не понятно, почему и откуда вдруг взялось в здании вокзала столько народу.
Мучения Федора прервал пожилой казак в фуражке, который вместе с молодой казачкой с темными кругами под глазами сидел на вокзальной скамейке в зале ожидания в двух шагах от окошка. Он уже давно следил за поисками Федора.
– Позвольте помочь, Ваше благородие? – Он протянул Федору мятую трешку и укоризненно бросил телеграфистке: –Сама не видишь? Откуда у него деньги? Он же ОТТУДА. Ты ему в глаза посмотри – все поймешь.
– Спасибо, – Федор пожал казаку руку, – может быть адрес дадите, я вышлю?
– Оставь, Ваше благородие, – казак упорно использовал это, давно отмененное в армии обращение, – чего считаться. Ты вот лучше скажи, – он достал из кармана обрывок бумажки и прочитал: –пневмоторакс! Это опасно или как? Мы тут в госпитале моего сына, а ее мужа – он кивнул на казачку – нашли, но говорят тяжелый и не пускают. Так как это?
Федор начал объяснять им особенности ранений, затрагивающих легкое, и вдруг понял, что его слушают уже не только эти двое, но и все собравшиеся в зале ожидания, а телеграфистка с его телеграммой в руке даже высунула голову из своего окошка. Его завершающие слова –"Главное – жив. А госпиталь здесь хороший, должны вытянуть" – были восприняты всеми с очевидным облегчением. Хорошо одетый господин с портфелем ободряюще похлопал казака по плечу:
– Главное – довезли. Вы сами-то здесь что?
– Да вот посидим немного, а потом утром комнату снимем и в госпиталь.
– А давай-ка ко мне. От нас до госпиталя пять минут. Пошли. Комната найдется.
И они ушли куда-то в ночь.
Телеграфистка после всего этого категорически отказалась брать у Федора какие-либо деньги и обещала, что телеграмма будет доставлена уже в утренний разнос почты.
Федор, уже плохо соображая, вышел на привокзальную площадь и был сразу остановлен комендантским патрулем. На этот раз хотя бы у него в кармане нашлось офицерское удостоверение. Поняв, кто он и откуда, начальник патруля остановил первый же автомобиль, переговорил с водителем и отправил Федора в офицерское общежитие.
Прошло несколько дней. Федор понемногу втянулся в работу госпиталя. Многие из его старших коллег получили отпуска и уехали к семьям, а он ждал приезда Маши. Она сообщила тоже телеграфом, что задерживается на несколько дней – не было замены в гимназии.
Между тем в городе вокруг госпиталя возрастало напряжение. Штаб бригады как-то очень медленно раскачивался с уведомлением родственников погибших и раненых. Отчасти это было понятно – большая часть офицеров штаба тоже побывала в Стамбуле, многие были ранены или вообще погибли, и работа штаба налаживалась крайне медленно. Вернувшиеся здоровыми, естественно, смогли сами уведомить своих родственников, однако очень многие из родных "кавказцев" так и не получили такого уведомления и теперь ездили по гарнизонам, где раньше стояли батальоны бригады, получали советы справиться в госпиталях и собирались вокруг них. В госпитале, как правило, им сказать ничего не могли, да и к раненым пускали очень ограничено – он был просто не рассчитан на массовое посещение родственниками. В результате люди осаждали канцелярию госпиталя, всеми правдами и неправдами пытались проникнуть в его корпуса, останавливали с вопросами военных медиков на входе. Днем многие из них, как правило, собирались на площади у главного входа, обменивались новостями и чего-то ждали, ждали, ждали…