Слишком неправильно

— Кэссиди?! Ты в порядке? — кто-то нагибается возле машины, заглядывая внутрь через окно — или то, что раньше было окном. Теперь там нет стекла. — Черт! — он зажмуривается, оборачиваясь. — Конор! Вызови скорую!

Я смотрю прямо перед собой, и в голове у меня мутное оцепенение. Задней части Мустанга, в который я, как помню, врезалась, больше нет. Вместо этого я бездумно таращусь на витрину хозяйственного магазина. Передняя часть моей машины сложилась от удара, как гармошка.

Я моргаю, вспоминая аварию. Там определенно был Мустанг. Куда же он, черт возьми, делся?

Я снова бросаю взгляд в сторону на молодого парня рядом с моей машиной. Он выглядит знакомым. Темные глаза, темные волосы, резкие черты лица.

Логан.

Нет, слишком молод.

Его брат.

— Я тебя знаю, — говорю я, слова словно лезвия бритвы на языке. — Коди, кто-нибудь пострадал?

— Ты сильно ударилась головой, так что я это пропущу, — ухмыляется он, уголок его рта слегка приподнимается.

Логан…

Нет, слишком молод, но они так похожи.

— Я Кольт, Кэссиди, и ты единственная, кто пострадал. О чем ты думала, когда въезжала на мою задницу, как Шумахер?

— Кольт, — повторяю я, морщась от боли в висках. Мой разум все еще наполовину застыл в замедленной съемке. Мне требуется в три раза больше времени, чем обычно, чтобы обработать и понять его слова. — Что такое Шумахер?

Он снова ухмыляется, и мне хочется плакать.

Логан.

Я бы отдала свою руку, чтобы он был здесь. Я так запуталась.

— Раньше он был гонщиком Формулы 1. В 1998 году он врезался в заднюю часть другого болида Формулы-1… — он делает паузу и отмахивается от меня, заметив мое озадаченное выражение лица. — Неважно. К чему такая спешка? — он просовывает голову внутрь и смотрит на приборную панель. — Ого. Сорок при столкновении. Я услышал визг шин, когда ты нажал на тормоза, и посмотрел в зеркало, но было уже слишком поздно уходить с дороги. С какой скоростью ты ехала?

— Эм… — я прижимаю пальцы к виску, боль пронзает голову. Такое ощущение, что там взорвалась бомба. — Не знаю. Шестьдесят, кажется. — Я снова оглядываюсь по сторонам. Где машина Кольта? Моя шея слишком затекла, чтобы наклонить голову и посмотреть в заднее окно. — Я врезалась.

— Да, ни хрена себе. Как ты до сих пор жива, ума не приложу, девочка. Ты врезалась в заднюю часть моей машины, и эта… — он морщит нос, наклоняясь назад, чтобы посмотреть на мой Фиат, — …игрушка была отброшена от удара и дважды крутилась, прежде чем остановилась здесь.

— Скорая помощь уже едет. — Рядом с машиной останавливается еще один мальчик. Кажется, Конор. А может, это Коди. Сейчас я не могу их различить, но он похож на Кольта, так что, должно быть, это один из тройняшек. — Привет, Шумахер. Ты в порядке? Тебе нужно оставаться на месте, пока не приедет скорая.

— Не беспокойся, Конор. Она не понимает, о чем речь, — говорит Кольт, недовольный тем, что я не знаю Формулы-1. — Не двигайся. Черт знает, как сильно ты пострадала.

Я дрожу. Холодные мурашки бегут по всему телу, как будто я окунулся в прорубь на замерзшем озере. Почему так холодно? Солнце светит, а когда я выходила из студии, было восемьдесят пять градусов.

— Что это? — спрашивает Кольт, снова просовывая голову внутрь. — Это… радио? Не может быть, чтобы оно еще работало.

Я сосредотачиваюсь на тихой мелодии — Swim группы Chase Atlantic.

— Это мой телефон.

Логан.

Оглушительный вой полицейских сирен заглушает мелодию, доносящуюся из моего телефона. Кольт и Конор отходят в сторону, открывая взору толпу зрителей, которые стоят неподалеку на тротуаре, щелкая фотографиями и глазея на происходящее.

Никто не пытается помочь. Они стоят там, потрясенные и любопытные, как будто это не реальный несчастный случай, а трюк, поставленный съемочной группой.

Я оцениваю свое положение и повреждения своего тела, радуясь тому, что из меня не торчат металлические части. Это обнадеживает. Мои руки и кисти покрыты порезами в местах, где стекло пробило кожу, но ничего серьезного. Ничего, что требовало бы наложения швов. Я прикасаюсь к лицу, прослеживая струйку крови от подбородка вверх, пока мои пальцы не находят зияющую рану над левым глазом.

Возможно, придется наложить швы.

Мои ноги зажаты под рулевой колонкой, которая впивается мне в бедра. Черт, а что, если у меня нет ног? Что, если я в шоке и не чувствую боли?!

Теория отменяется, когда я начинаю паниковать и делаю еще один глубокий, резкий вдох. Агония, разрывающая мою грудную клетку, доказывает, что я действительно чувствую боль. Мучительную боль.

Я шевелю пальцами ног, проверяя, на месте ли они, и вздыхаю с облегчением, чувствуя, как они шевелятся в моих кроссовках.

Я в порядке.

У меня есть ноги.

Я жива.

Кольт прав. Удивительно, что меня не разорвало пополам. Я хочу поцеловать «игрушку» с приличной аварийной зоной за то, что она спасла мне жизнь, но прежде чем я пытаюсь обнять колесо и поблагодарить кусок металла, Шон наклоняется и просовывает голову внутрь машины.