Слишком поздно

Но зачем? Это не имеет никакого смысла.

Все в Элктоне были рады избавиться от нашей семьи. Я тогда даже забыла, как выглядят соседи. Всё, что я видела в течение нескольких недель — это их силуэты за закрытыми шторами. Репортеры ошивались везде, они так часто выпрыгивали из-за кустов, что я уже начала бояться, что и мама однажды сдерет маску и объявит себя представительницей «Нью Йорк Таймс». Люди часто собирались возле нашего дома и глазели так, как будто их недовольство могло растереть нас в порошок и навеки замуровать внутри.

Иногда я узнавала их. Их это было хуже всего.

Через пару недель после происшествия я, наконец, заставила себя выходить из дома, обычно просто на пробежку — зачем еще покидать дом? Меня сразу же окружали репортеры и заваливали вопросами. Джулия, как ты себя чувствуешь? Что случилось в репетиционном зале? Расскажи миру свою историю, Джулия! Мир этого заслуживает! По моему мнению, мир не заслуживал ничего от меня.

Однажды, по дороге домой, я просто не захотела больше этого выносить. Я завернула на углу своего квартала и не смогла принять то, что мне придется снова пробиваться локтями между репортерами и чувствовать их горячие слюни у себя на щеках, когда они выкрикивают свои вопросы. Поэтому, я отбежала на несколько шагов назад и прислонилась к соседскому забору.

— Простите.

Я повернула голову на звук голоса. Все мои мышцы напряглись, когда я увидела кто это — одна из тех репортеров, что стучались в мою дверь после произошедшего. Эта была невысокой и достаточно пухлой, чтобы швы её штанов могли запросто разойтись. Она держала под мышкой записную книжку и ручку. В том месте, где её потная подмышка упиралась в бумагу, расплывалось круглое пятно. Омерзительно.

— Меня зовут Дженнифер, — продолжила она. — Рада с тобой встретится. Надеюсь, ты в порядке. Ну, насколько это возможно, — нервно захихикала она.

Я с опаской смотрела на неё. Можно было бы развернуться и убежать, но я так устала. От этого. От всего. Я могла бы просто стоять и молчать, но это сказало бы больше, чем любое интервью. Я могла бы прыгнуть на неё и зарезать, с помощью острых листов бумаги из записной книжки. Нет. Это ужасная идея.

— Можете называть меня Джули, — сказала я. Никто не называет меня Джули.

— Джули, — произнесла она.

Меня стал переполнять какой-то дикий триумф. Теперь всё будет нормально. Она может делать вид, что знает меня, она может даже сочувствовать мне, но каждый раз, когда эта дамочка будет говорить «Джули», я буду вспоминать о том, что это просто незнакомка, которую я в любое время могу зарезать с помощью острых листов бумаги.

— Джули, как у тебя дела?

— Это тупой вопрос, — ответила я. Нет, даже скорее выплюнула.

Шок в её глазах только раздул мой триумф до стадии ликования.

— Вам всё равно, как у меня дела. Вы хотите знать, что произошло в репетиционном зале.

Триумф, ликование или чтобы там ни было, начало сходить на нет, поэтому я тяжело сглотнула, надеясь, что это немного притормозит процесс. Я надеялась, что это сработает до того, как я расплачусь.

Дженнифер поджала губу и начала её жевать, пытаясь решить, стоит ли проглотить наживку.

— Хорошо, — наконец сказала она, заглатывая её с такой силой, что крючок мог бы пройти сквозь её верхнюю губу. — Что произошло в репетиционном зале, Джули?

Я растянула губы в улыбке, изо всех сил стараясь не заплакать. Я должна напугать её. Я должна напугать её до такой степени, что она больше никогда не придёт.

— Ничем не могу помочь вам, Дженнифер, — произнесла я. — Или я могу называть вас Дженни? Да, будете Дженни. — Её улыбка стала натянутой. — Дженни, я ничего не помню, кроме того, как сидела в репетиционном зале с кларнетом на коленях и вырезала свое имя на пюпитре. Директор оркестра в это время работал с одним из новеньких. Мой брат ворвался в помещение. А потом... — тут я сделала эффектную паузу — Ничего. Последнее, что я помню — это какое-то мерцание, а потом раз – и все мертвы. Именно это вы хотели услышать, Дженни?

— Мне жаль, — её слова прозвучали механически, как приветствие на автоответчике. — Ты ведь знала большинство присутствующих в зале?

— Погибло одиннадцать человек. Одни из них — мой парень. Другой — моя лучшая подруга. А третий — мой учитель. Я знала и остальных, но не слишком хорошо.

— Мне так жаль, — ещё раз произнесла она.

Я надеялась, что она не заставит и меня повторить это снова. Я столько наврала в ходе нашего разговора, что просто и не вспомню что говорила. При мысли об этом у меня все сжалось.

— Джули, ты и правда ничего не помнишь?

— Нет, ничегошеньки, — ответила я. Ещё одна ложь в мой список.

Она снова начала жевать губу, одновременно постукивая карандашом по блокноту.

— Между тем, как твой брат вошел в зал, а вышла ты одна, прошло двадцать две минуты. Так ты говоришь, что ничего не помнишь?

— Доктора говорят это нормально. Что-то типа амнезии. Вы конечно же слышали об амнезии, Дженни?