Он убирает руку и улыбается мне. Мой взгляд устремлен на него, и я сосредоточена на своем дыхании. Когда оно выравнивается, он тихо говорит:
— Это было хорошо, Аллегра. Ты прекрасно воспитана. Мы будем еще работать над тонкостями. Это именно то, что мне нужно.
Я улыбаюсь и закрываю глаза, наслаждаясь близостью и теплом, которые он мне дает. Мое тело успокаивается, разочарование от отсутствия разрядки превращается в глубокое, длительное удовлетворение, которое приходит, когда мужчина, находящийся рядом, гордится мной. Я нащупываю его ладонь и переплетаю наши пальцы. Он позволяет это и улыбается мне, а затем откидывается на спинку дивана и закрывает глаза.
— Ты всегда называешь меня только по имени, — говорит Роберт через некоторое время, и я медленно киваю. — Почему? — спрашивает он. — Это необычно. Многие сабмиссивные женщины считают это чрезвычайно важным, чтобы найти свое место и, прежде всего, оставаться там.
Я пожимаю плечами и, открыв глаза, ловлю его взгляд.
— Мне не особенно нравится эта «хозяин-мастер» ерунда, как и тебе, я думаю. Это выглядит как-то слишком искусственно, будто это игра. Я могу придерживаться этого, если… — я запинаюсь, пытаясь найти правильные слова —…если мужчина делает упор на это, конечно, но мне это не нравится. Я не считаю себя неуважительной, когда обращаюсь к тебе по имени. Звуки создают музыку, верно?
Он кивает.
— Я согласен. Для тебя это не игра?
— Нет, — отвечаю я, — я не ощущаю, что это игра. Я нуждаюсь в этом перехвате власти почти так же сильно, как в воздухе, чтобы дышать. Без этого я чувствую себя пустой и непонятой. Чего-то не хватает, понимаешь?
Роберт медленно кивает, склонив голову к своей руке, которая покоится на спинке дивана. Я чувствую, как он снимает свои туфли. Затем моя голова поднимается и опускается снова, когда он удобно размещает ноги на журнальном столике. Я смотрю влево и вижу, как он шевелит пальцами ног, что очень забавно. Роберт чувствует себя комфортно со мной, показывает это довольно открыто и этим делает меня счастливой.
— Ты практикуешь публично подобного рода передачу власти?
— Нет. Как правило, нет. Но это решаю не я одна.
Он обращает мое внимание на себя, и я снова смотрю ему прямо в лицо. Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ — он знает, что я хочу сказать.
— Но вот здесь… — он делает круговой жест рукой, который охватывает всю квартиру, — …здесь, да?
— Да. В тот момент, когда дверь позади нас закрывается, я нахожусь в твоем полном распоряжении — если ты этого желаешь.
— Игра в баре была допустима. Я вижу это правильно, верно?
— Да. Более, чем допустима. Никто же не заметил.
Роберт устраивается поудобнее и кладет руку мне на шею.
— Асфиксия? — спрашивает он, и я невольно сглатываю. Я не отвечаю сразу, и он приподнимает бровь. — Я понимаю, что контроль дыхания только при определенных условиях, верно?
Я киваю и глубоко вздыхаю, что на самом деле заставляет меня напрячься, хотя он не душит.
— Только рукой, пожалуйста. Никаких вспомогательных инструментов, таких как ремни, веревки или полиэтиленовые пакеты. Я… Я хочу тебя видеть, когда ты… делаешь это. Лицом к лицу, так сказать.
— Хорошо. Нет проблем. Тебе нравится воск?
— Да, очень даже.
— Зажимы?
— М-м-м, не очень, но могу это вынести.
— Хорошо воспитана, я же уже говорил, — усмехается он, продолжая: — Плаги, вибры?
— Зависит что именно. Размер имеет решающее значение.
— Ты когда-нибудь носила яйцо?
— Яйцо? Нет, я так не думаю.
— Тебе понравится. При случае я приобрету его и принесу с собой.
Такой случай представляется быстро, потому что на следующее утро, когда сижу в своем кабинете, я получаю сообщение от Роберта:
Меня сразу же бросает в жар. Ягодицы начинают болеть еще больше, и я чувствую неистовое покалывание во влагалище.