Сливовый календарь любви

В это время по лестнице поднимается хозяин заведения, Бундзо. Несмотря на то что ему уже за пятьдесят, он отнюдь не выглядит старым – в духе здешних мест. На нем клетчатое кимоно на вате, перехваченное узким шелковым поясом лилового цвета. В рукаве тяжелая серебряная трубка.

Бундзо. Здравствуйте, То-сан!

Тобэй. О, папаша! Последнее время вас что-то не видно…

Бундзо. А я теперь хожу слушать одного рассказчика, который выступает довольно далеко отсюда.

Тобэй. Где же?

Бундзо. В квартале Кобики. Это Рёсай, он – лучший во всей Японии, народу полно и днем, и ночью.

Тобэй. Ах вот что? Но все-таки далеко!

Ёнэхати. Папочка, выпей!

Она подает Бундзо рюмочку, которую тот принимает, но ставит на пол. Тобэй в это время решительно поднимается, чтобы уйти.

Тобэй. Ну, вы тут, пожалуйста, отдыхайте, а я пошел дальше, в Сагатё.

Бундзо. Но почему? У них же нет ничего хорошего…

Ёнэхати. Это я виновата.

Тобэй. Уж не знаю, кто виноват, но ты понимаешь свой долг так, как тебе удобно. Я же не вижу от тебя благодарности. И куда девалось мое мужское самолюбие? Ведь я не раз винил во всем себя и возвращался к тебе снова и снова. А виновато твое хорошенькое личико: в нем причина всех бед! Но довольно слов, я и так наговорил лишнего, а нужно спокойно все обдумать. Однако я уверен, что в подобных случаях нельзя осуждать только мужчину.

Ёнэхати. Простите же меня и перед тем, как уйти, станьте опять прежним, не сердитесь!

Бундзо. Побудьте еще!

Тобэй. Нет. Но я загляну на обратном пути. У меня странное чувство: будто я – Тобэй из книги «Тацуми Фугэн». Тем более что у нас даже имена одинаковые. Как он, я трачу деньги, а в ответ получаю лишь презрение, и про меня тоже, как и про него, говорят, что я не способен понять сердце женщины. Какой я глупец! Мне следовало хотя бы поинтересоваться, что сулят звезды, – наверное, выпал несчастливый год. Нет, надо уходить!

Мужчина уходит… Что в этот миг у него на душе? О, Ёнэхати готова понять его. Ведь с ней он был заботливей отца и брата. А его доброта, снисходительность, нежность – ведь она совсем не заслужила этого… Она испытывает к нему только благодарность. Но ведь началом всему была доброта Коноито – ее благодеяния не описать никакими словами! Правда, То-сан дал деньги, которым она обязана своей свободой… Мысли мелькают одна за другой – Ёнэхати хотела бы умереть, лишь бы не терзаться так.

Бундзо. Ёнэхати-сан! Я не знаю всех подробностей, но то, что я случайно услышал, внушает беспокойство. Тут надо хорошо подумать. Разве ты не согласишься, что господин Тобэй – редкий человек по нынешним временам? Поверь, я это говорю не затем, чтобы лить воду на свое поле… Но нельзя ли все уладить так, чтобы и тебе это было на пользу, и То-сан был доволен?

Ёнэхати. Спасибо, папа. Я и сама по-всякому прикидывала, как бы это уладить к общему удовольствию…

Бундзо. Я понимаю, если бы То-сан был тебе противен… Но как-никак до сих пор он был твоим щедрым покровителем. Твое упрямство не просто бессердечно, это же пренебрежение долгом, черная неблагодарность! Во всяком случае, так это выглядит. Ну да ладно, доверься мне. Что-нибудь придумаем.

Как раз в это время входят сопровождающие Ёнэхати телохранители – истекло время, отведенное на встречу с Тобэем.

Ёнэхати. Как мне быть теперь?

Бундзо. Ты про господина Тобэя? Сегодня он вряд ли вернется. А если и придет, предоставь мне развлечь его. Ты можешь идти.

Ёнэхати. Ах, папа, прошу тебя, постарайся!

Бундзо. Ну-ну, я же понимаю… Не беспокойся.