Слой-2

– Отказался? Зря-а... Попозже завалимся, покажу тебе местный бомонд. Я вообще-то полагал, на вечер они тебя сами закрутят до упора. Честно говоря, не думал даже, что ты позвонишь. Но рад, Витюша, искренне рад... Ну-ка, Саша, газани!

Неожиданная сила вдруг вдавила Слесаренко в мягкую спинку сиденья, затылок приклеило к подголовнику, и вот так, с полу-откинутой назад головой, он смотрел расфокусированным взором, как мельтешил и убыстрялся пейзаж за стеклами.

– Хорош, – засмеялся Колюнчик, и Виктора Александровича отпустило. – Как тебе машина, а? Зверь, а не машина. А ну стой, тормози!

Теперь Виктора Александровича вышвырнуло вперед, носом и лбом в переднее сиденье.

– Какого черта? – спросил он. – Что за фокусы, Коля?

Машина встала. Водитель сидел молча, глядя вперед сквозь ветровое огромное стекло, редко шлепали «дворники», стирая мелкий дождь.

– Зря я тебя выдернул, – сказал Кулагин. – Доберешься отсюда?

Водитель посмотрел по сторонам и кивнул.

– Тогда давай, мы сами справимся. Завтра свободен, вечером позвоню. Бывай!

Водитель ещё раз кивнул, надел шапку и вышел под дождь из машины.

– Садись, поехали, – сказал Колюнчик, и Виктор Александрович догадался, что предлагает ему Кулагин.

– Да ну тебя, Коля. Зачем всё это? Я же выпивши. Цирк какой-то...

– Давай, не мнись. Прокатишься, машину оценишь. У, зверюга! – Он хлопнул ладонью по рулю. – Я вообще пьяный, мне совсем нельзя, так что давай, начальник, погнали!

– Кончай выпендриваться, Коля, – сказал Слесаренко. – Бери руль и поехали!

Колюнчик как-то рывком развернулся на сиденье, весело глянул на Слесаренко.

– Ты можешь сделать другу приятное? Ну сядь, ну прокатись, тут же совсем рядом, я покажу, а?

– Да черт с тобой! – сказал Виктор Александрович и стал искать ручку на двери.

Он тронулся с места и даже не заглох. Коробка-автомат, две педали вместо привычных трех, очень легкий в поворотах руль, хороший обзор, и все равно Слесаренко взмок и изнервничался, пока под лоцманство Колюнчика не доехал до бывшего собственного дома. Он затормозил на дорожке напротив подъезда, Колюнчик левой рукой перехлопнул рычаг скоростей на «нейтралку», что-то дернул, – похоже, стояночный тормоз, – и радостно сказал:

– Во! А ты боялся!

Дождь как-то разом озверел и набросился. Захлопнув дверцу, Слесаренко легко нагнал Кулагина на полпути к подъезду. Колюнчик шел подчеркнуто прямо и слегка подпрыгивая при ходьбе – знакомый признак изрядного взвода.

– Щас тебе будет сюрприз, – сказал Колюнчик и открыл подъездную дверь.

Они уже прошли второй темный тамбур и поднимались на ощупь по лестнице, когда за спиной Слесаренко дважды сверкнуло и грохнуло, шляпа и ещё что-то полетели с кулагинской головы, сам Колюнчик сказал «ы» и упал лицом на ступеньки. Ни черта ещё не понимая в происходящем, Виктор Александрович сделал шаг вперед, оступился и больно стукнулся коленом. Когда хотел встать и елозил ладонями по холодным, липким ступеням, в спину ему ткнулось твердое, и голос за спиной произнес:

– Не суетись. Сиди монахом.

Он замер раскорякой, шапка сползала ему на нос, но было невозможно сделать движение рукой, чтобы остановить эту мокрую шерсть. Хлопнула дверь, затем вторая. «Почему монахом?» – спросил себя Виктор Александрович, и тут шапка упала.

Глава третья

– Спасибо, Сергей Витальевич, – регистраторша протянула Кротову паспорт и авиабилет. – Присядьте, скоро объявят посадку.

Кротов кивнул ей с улыбкой, опустил документы в глубокий карман плаща и вернулся в свое кресло у противоположной стены. Сопровождавший его Юрий Дмитриевич задержался у стойки, перебросился парой фраз с регистраторшей, та прыснула и погрозила кавалеру пальцем. Юра нырнул головой и проказливо клацнул зубами, регистраторша ойкнула и отдернула руку. Ожидавший у стойки солидный мужчина в темном пальто неодобрительно поморщился и отвернул голову в сторону. Юра нагло вперился в затылок мужчине, потом хлопнул ладонью по стойке и пошел к Кротову.

– Итак, все в порядке. – Юрий Дмитриевич чиркнул пальцем по бороде и посмотрел влево-вправо. – Как доберешься до дома, позвони на мобильный. По рюмке не желаете, сэр?

– С утра не пью, – ответил Кротов.

– Достойно похвалы. Ну, бывай.

Юра неторопливо вышел в прозрачный «предбанник», закурил сигарету, постоял там немного, потом толкнул плечом стеклянную дверь, потоптался на крыльце, шагнул в сторону и растворился в серой утренней зябкости. «Даже это умеет», – отметил Кротов и тоже захотел покурить, но остался в кресле, снял с головы кепку и положил ее на стоявший у кресла черный кожаный чемодан, в котором среди белья и деловых папок лежали миллиард в рублях и двести пятьдесят тысяч в долларах.