Из кухни, где сидел Анатолий, не доносилось ни звука. Лузгин прошел к спальне, снял тапки, тихо отворил дверь и на цыпочках пробрался к бельевому шкафу. Дверца открылась без скрипа, но когда он полез ладонью между плотных слоев простыней, у спавшей на боку лицом к нему жены Тамары слегка дрогнули веки.
Вернувшись в коридор, Лузгин перезвонил Васе Федотову и сказал, что сейчас от него, Лузгина, к Федотову подъедут.
– А что не сам? – спросил Василий. – Совсем зазнался или берешь не себе?
Лузгин замялся, стал придумывать на ходу какую-то глупость про важный звонок: мол, должны подвезти на дом нужную вещь, наличных в доме не держит, а вещь хорошая, а тут друг заехал попроведать – в воскресенье, ну да, в семь утра, – согласился слетать туда-обратно за деньгами на своей машине...
– Пусть подъезжает, – подвел итог фантазиям Василий.
– Послезавтра верну, – неуместно поклялся Лузгин, и Федотов сказал:
– Твое слово, я не гоню.
Когда-то у них с Федотовым были прекрасные отношения, почти дружба и мелкий совместный бизнес, но потом Федотов резко рванул вперед по деньгам и связям и не то что забурел или заелся, но стал посматривать на Лузгина немножко свысока, как смотрел в прошлом веке богатый купец из крестьян на небогатого аристократа. Казалось бы, Василий ничего такого не говорил и не делал, но общение с ним тяготило Лузгина всё более, и они перестали встречаться. Федотов был вечно занят, а Лузгин просто не хотел и воспринял распад отношений с некоторым даже облегчением. Однако же вспомнил его, когда приспичило, в числе самых первых, и теперь терзался совестью и одновременно был раздосадован тем, что именно Василий согласился сразу, на полную сумму и почти без вопросов. Получалось, что Федотов хороший человек, а Лузгин не очень. Таких раскладов он не любил.
Лузгин дал Анатолию пачку стотысячных и федотовский адрес. Оказалось, что адрес не нужен, васина фирма была известна Анатолию.
– Куда тебе завтра деньги подвезти? Сюда или в контору?
Лузгин подумал и сказал:
– Вези домой.
Значит, двести плюс двадцать плюс двадцать... нет, плюс двадцать пять... минус десять, итого...
– Спасибо, Володя, – сказал Обысков, протягивая твердую ладонь. – Ты меня здорово выручил.
– Спасибо скажешь завтра, когда деньги вернешь.
– Да ты что, старик, сомневаешься?
– Давай рви к Федотову, пока тот не передумал.
– Яволь, генук! – дурашливо козырнул Анатолий.
– Не рявкай, жену разбудишь...
Он наблюдал в окно, как Обысков сноровисто нырнул на заднее сиденье «мерседеса», как дрессированный шофер взял с места, ещё и дверца не успела захлопнуться, и позавидовал желанию и умению определенного рода людей поставить и наладить свою жизнь до таких вот отчетливых мелочей.
Побрякал в коридоре телефон. Звонил Горбачев, спрашивал, когда нужны деньги, насобирали около двух. Лузгин сказал «спасибо» и «не надо, вопрос решился». Горбач вроде даже расстроился, что его помощь не понадобилась. Была такая у него приметная манера: слишком быстро и слишком вежливо заканчивать разговор, если что не так. Лузгин тепло подумал о товарище, налил себе кофе и зашлепал тапками в кабинет.
К понедельнику он обещал закончить для московских заказчиков нечто вроде эмоционально-аналитического обзора с раскладом позиций и шансов различных претендентов на победу или неуспех в декабрьских губернаторских выборах.
Получив задание, Лузгин честно сказал бородатому эксперту-начальнику Юре, что за время болезни и безработицы он многое упустил из виду и многого просто не знает, а потому сомневается в адекватности своего опуса, на что Юрий Дмитриевич заметил: вот и славненько, пиши, что думаешь и знаешь, не надо ничего придумывать. И Лузгин догадался, что данный обзор поручен не только ему одному.
Основной вопрос, надолго Лузгина озадачивший, формулировался так: почему не стал регистрироваться кандидатом и сошел с дистанции депутат Государственной Думы Алексей Бонифатьевич Луньков.