Слой 3

Он ворочался под халатом, ноги к утру замерзли совсем, и ровно в восемь, хотя и знал, что воскресенье, он заказал Тюмень по срочному. В трубке гудело и пикало, потом он услышал неласковый голос невестки: «Да-да?», – назвался и стал извиняться за ранний звонок. Голос переменился на испуганно-вежливый: не случилось ли что, а мальчики спят, отсыпаются, все нормально, никто не болеет. Виктор Александрович вздохнул и сказал, что прилетит в понедельник, а вечером в Москву, и невестка сказала: как жаль, утром им на работу, Максимке в садик, очень жаль, не увидит любимого деда. Слесаренко на миг растерялся: что мелет дура, какой садик, какая такая работа? Но вовремя спохватился: все правильно, это он сам не подумал – рабочий же день... Он попрощался и положил трубку.

Воскресенье пролетело в бесконечных разговорах и бумагах. Сначала был Зырянов и тут же – Романовский, интервью для городской газеты. Потом с командой медиков явился Федоров, но про вчерашнее и бровью не повел – поступки начальства не нуждаются в оправданиях и выяснениях, и только Кротов, когда встретились за завтраком, слегка присматривался к Виктору Александровичу.

Утром в понедельник машину подали к гостинице в семь часов. Кротов поехал в аэропорт вместе с ним, как ни ехидствовал по этому поводу Слесаренко: ритуал, так положено, первый зам всегда провожает хозяина. Впереди шла машина ГАИ, правда, без сирены и вспышек мигалки, а на переднем сиденье слесаренковского лимузина горбился охранник с коротким автоматом на коленях. Виктор Александрович припомнил ночной проспект и милицейский «уазик» на крейсерском ходу и усмехнулся невесело.

Они проехали прямо на взлетную полосу, где стоял одиноко чистый и красивый самолет, напоминавший обводами Як-40, только меньше и как-то острее по-хищному, и ревел прогретыми турбинами. Возле короткого трапа прохаживался Вайнберг – тоже форма вежливости, мог бы ждать и в салоне. Они поздоровались, оба прощально кивнули Кротову, девочка на трапе плавно сделала ручкой «прошу». Внутри самолетик казался просторнее и больше, чем снаружи: стоял диван, овальный стол, два мягких кресла по бокам и три ряда обычных самолетных близ двери пилотской кабины. Когда уселись в мягкие кресла, Вайнберг сказал девочке:

– Взлетаем.

Взлетели быстро и круто, Слесаренко всем телом чувствовал наклон и тягу самолета. Вайнберг сразу полез в портфель, достал тонкий скреп набитых буквами страниц, надел очки и принялся читать. С передних кресел пришел его помощник, присел на краешек дивана и отвечал на редкие вопросы Вайнберга, почти не шевеля губами. Потом Вайнберг кивнул, и помощник удалился восвояси.

Подали кофе.

– В Тюмени вас будут встречать?

Виктор Александрович помолчал и ответил:

– Не думаю.

Вайнберг кивнул и уставился за окно.

– Если не секрет, что за дела у вас в Тюмени?

– Простите? – сделал удивленное лицо Вайнберг.

– Зачем летит в Тюмень президент северной нефтяной компании? Ну, я понимаю: Москва, Ханты-Мансийск, даже Гонолулу...

– Хороший вопрос, – улыбнулся хозяин самолета. – Не сразу уловил подоплеку... Да, вы правы, Тюмень для нас лишь чисто номинально – столица области. Все решают Москва и Ханты. А вам обидно, да? – спросил он вдруг с азартом в голосе.

– В некотором смысле – безусловно.

– Но мы же платим области налоги, платим «роялти» деньги за недра... Еще и командовать хочется? Простите за прямоту, то... Город за нами следит, округ нас контролирует, федеральные власти обдирают, как липку, еще бы и область командовала? Не слишком ли много надсмотрщиков?

Хороший кофе, – сказал Слесаренко. – Здесь варите или в термосе возите?

– Здесь варим, здесь... – Вайнберг достал сигареты и сделал приглашающий жест; Слесаренко хотел привычно отказаться, но вспомнил, как ему нестерпимо хотелось курить в аэрофлотских рейсах, и с каким удовольствием он продымил три часа, когда летели в Германию самолетом «Люфтганзы», а вот американцы на «Дельте» курить не дают... Он кивнул благодарно и взял сигарету. – Вы, однако, ушли от вопроса, Виктор Александрович. Тогда я вам больше скажу: с точки зрения подавляющего большинства северян, Тюмень и юг области в целом паразитируют на нефти и газе. Вы же там, на юге, ничего не производите! Заводы стоят, а если работают, то производят такую муру, что нам абсолютно не нужна.

– Ну, тут вы загнули, – снисходительно произнес Слесаренко. – Вы не владеете информацией. Вот ваши соседи, между прочим, заказали у нас на судостроительном серию речных нефтетанкеров – сами знаете, на «трубу» нынче очередь, а по Оби можно до Омского НПЗ...

– Были вы тюменцем, – в тон ему сказал Вайнберг, тюменцем и остались: «наше», «у нас»...

– И правильно. Я область на кусочки не делю. И там наше, и здесь – наше. Или – ваше, московское?

Вайнберг поставил чашку на блюдце и поднял ладони.

– Сдаюсь, сдаюсь!.. Когда прибываем? – спросил он вдруг, не оборачиваясь, и помощник вскочил, нырнул в кабину и тотчас явился с докладом.

Вкус сигаретного дыма был резок и не доставлял удовольствия. «Неужели настолько отвык?» – подумал он.

– У меня просьба, – сказал Виктор Александрович.