Слой 3

Москва началась почти сразу, Слесаренко узнавал районы Юго-Запада; вот слева проплыли небоскребы бывшей Академии общественных наук, проспект Вернадского, набережная, Ленинские горы (теперь Воробьевы), немного по Зубовскому бульвару, направо на улицу Метростроевцев (теперь Остоженка), справа громада храма Христа Спасителя (ранее бассейн «Москва», а еще ранее подлинный храм), метро «Кропоткинская», знакомые места, петляли в самом центре, с частыми остановками, проскочили Госдуму (бывший Госплан, приходилось бывать), влево и немножко вниз, узкие милые улочки, прогуливался здесь слушателем ВеПеШа, еще раз налево у «Скорого фото», и вот она, лица Кузнецкий мост, шестиэтажный дом времен начала века, с излишествами по фасаду, набитый коммуналками внутри – снимали комнату в таком с двумя товарищами, чтобы не жить в общаге ВПШ с ее казарменным режимом.

– Прибыли, – сказал Евсеев. – Милости прошу, так сказать, к представительскому шалашу.

«Шалаш» занимал полный третий этаж в бывшем коммунальном подъезде. На лестничной площадке за столом сидел охранник, вскочил и взял руки по швам при явлении начальства. Евсеев позвонил, раздался лязг и грохот внутренних дверей, потом отъехала створка наружной, в проемном сумраке мелькнуло белое лицо, расплылось в улыбке и спряталось; Слесаренко зачем-то откашлялся, двинулся вперед, глядя под ноги в полутьме тройного тамбура.

– Вот так мы, значит, здесь и существуем. – Евсеев скользнул по паркету прихожей и чуть приподнялся на носках. – Позвольте поухаживать?

– Спасибо, я сам, – сказал Виктор Александрович. Он поставил портфель, скинул плащ и уже прищемил носком левой туфли задник правой, чтобы разуться, как Евсеев бросился к нему и замахал руками.

– Что вы, не следует, мы же в служебном помещении!

В легком смущении Слесаренко передал Евсееву плат, поднял портфель и вошел в гостиную, или как она здесь называлась.

– Сколько метров? – спросил он, наозиравшись вдоволь.

– Здесь восемьдесят, – быстро ответил директор представительства.

– А всего?

– Полная площадь помещения? Четыреста сорок два квадратных метра, включая лоджии.

– Ничего себе, – присвистнул Слесаренко. – И сколько здесь живет народу?

– Здесь никто не живет, Виктор Александрович, – голосом экскурсовода произнес Евсеев. – Это служебная резиденция нашего представительства.

– А вы где живете?

– В соседнем подъезде.

– Солидно, – сказал Виктор Александрович, глядя на высокий потолок. – Хорошо, показывайте дальше.

– Прошу сюда, – сказал Евсеев. – Перед вами холл для деловых и праздничных приемов...

Они прогулялись по холлу, огибая цветастые кресла и диваны, разглядывая картины на ровных бежевых стенах; в дальнем углу помещения возвышалась настоящая барная стойка с высокими табуретами, разномастными бутылками на зеркальных полках, а за ней – полный кухонный набор в сопредельной светлой комнате, где он увидел молодого мужчину с тем самым белым придверным лицом – помощник директора настраивал кофейник. Его провели в рабочий кабинет, обставленный антикварной мебелью, показали комнаты помощников, похвастались красивым туалетом... Виктор Александрович отдал должное тому, кто все это устраивал: солидно, с достоинством благородной простоты. Один раз под ним скрипнул паркет, и Евсеев упал в объяснения: топили сверху, переделали, да плохо, он уже распорядился заменить.

– Молодцы, – сказал Виктор Александрович. – Впечатляет.

Директор Евсеев скромно потупился, разве что ножкой не шарканул, и проворковал:

– Приглашаю вас осмотреть вашу личную половину.

– Мою? – удивился Слесаренко.

– Апартаменты главы администрации, – исправил оплошность Евсеев. – Пожалуйте сюда.

Они снова вернулись в прихожую, зашли за овальный простенок, сложенный из матовых стеклянных кирпичей, поднялись натри ступеньки, пошли узким коридором, стены которого были обтянуты светло-серым ворсистым сукном; Евсеев толкнул темную дверь с мозаичным окошком и отступил к стене.

– Прошу! Гостиная; налево – спальня, направо – личный кабинет, прямо – выход на лоджию, в зимний сад. Туалет и ванная комната – за спальней, специальный вход, хотите посмотреть?

– Давайте, – выдохнул Виктор Александрович.

В ванной комнате Евсеев принялся расхваливать достоинства душевой итальянской кабины: гидромассаж, сиденье для отдохновенья, система сауны – все на компьютере, лишь кнопочку нажать, любой режим температуры, есть даже радио на шесть программ, чтобы не скучно было париться...

– Радио? – переспросил Слесаренко. – А почему телевизора нет?

– Мы думали об этом! – Евсеев горестно развел руками. – Так здесь же пар, экран запотевает, а протирать небезопасно и утомительно. Но мы эту идею не хороним, специалисты думают...

А ведь я пошутил, – сказал Виктор Александрович.

Евсеев посмотрел на него рыбьими глазами и сдержанно хихикнул.

Вернулись в «личную» гостиную. На столике из золотистого стекла лежала пачка сигарет «Парламент» и золотая зажигалка. Слесаренко опустился в кресло и указал Евсееву напротив.

– Садитесь. И рассказывайте, чем вы тут занимаетесь.

– Есть план работы, утвержденный городской администрацией. Могу предъявить.