Слой Ноль

Виктор примотал часы к кирпичу и вставил между ними кусок трубы — получилось натуральное взрывное устройство из среднего фильмеца, которые в изобилии крутили по ящику до прихода Дури. Стрелки он перевел на «11.55», будильник поставил ровно на двенадцать.

Во дворе раздался хлопок — то ли грохнула дверь подъезда, то ли что-то упало с крыши. Из аванса, выданного за сестру, Мухин торопливо выбрал бычок подлиннее и прикурил от располовиненной спички — один из многих навыков, приобретенных в дисбате. На улицу он вышел солидно — с загадочным выражением лица и с остатком «Мальборо» в зубах.

Небрежно помахивая миной, как типичный камикадзе из того же кино, Виктор оглядел двор в поисках женщины. Он ее отобьет, как — неизвестно, но он постарается. Возможно, это будет первое благородное дело во всей его сучьей жизни.

Женщину он нашел почти сразу, но отбивать ее было поздно: она лежала возле стены, лежала не шевелясь. Одежда на ней осталась нетронутой, троим ублюдкам от нее было нужно вовсе не это. Они ее просто застрелили. Потому и волокли ее сюда, в тихий двор, подальше от народа, — убить молодую красивую женщину прямо на улице никто бы не позволил. Молодую и красивую хотелось каждому, и цена на них постоянно росла.

Виктор отбросил кирпич и сел на землю. С приходом Дури, когда косметика стала недоступной, женщины катастрофически быстро разделились на действительно симпатичных и на тех, кто только прикидывался. Эта — не прикидывалась. С немытыми волосами, торчавшими как вороньи перья, с кривым рубцом на щеке, она все равно была красивой — по-настоящему красивой. Веки с длинными ресницами были опущены, Виктор не решился к ним притронуться, но он мог бы поручиться, что и глаза тоже прекрасны — наверняка темные, карие иди черные. Рот был открыт, должно быть, когда ей пальнули в грудь, она еще что-то говорила. Тело, даже под ватником, казалось тонким, но не хрупким. В ее позе и после смерти оставалось что-то упрямое и вызывающее. Солнце закатилось за крыши, и на ее лицо легли бледные тени, — от этого женщина стала как будто старше, хотя как раз она-то теперь и не состарится... Ей было, наверно, лет тридцать, когда ее убили — в пустом дворе, рядом с бесхозной типографией, под молчащими окнами.

В арке загромыхали подкованные сапоги, и Виктор заметил бритого. Мужик с пулеметными лентами шел прямо на него, по пути вытаскивая из кармана какую-то железку, скорее всего пистолет.

Мухин мог бы ползти на коленях и молить о пощаде или смыться через дыру в заборе, но ни того ни другого он делать не пожелал — именно потому, что оба варианта сулили продление жизни. А в этом он не видел смысла. Он был благодарен бритому за предстоящий выстрел. За избавление он с радостью отдал бы все, что только имел, — четыре окурка, горсть расщепленных надвое спичек и будильник, который вот-вот зазвонит...

Глава 8

— Я просил тебя подождать пятнадцать минут...

1 Голос звучал нигде, дажене в пустоте — здесь и ее-то не было. Да и в существовании самого голоса Виктop сомневался.

— Всего пятнадцать минут...

— Кто ты?! — выразил Мухин немой вопрос.

— Как и ты — покойник.

— Ты тоже перекинутый? Это ты со мной разговаривал? Недавно, когда я...

— Мы не разговариваем, мы общаемся. Да, я с тобой общался.

— Я думал — померещилось...

— Я тоже хотел бы думать, что вы мне все мерещитесь. Надо пообщаться иначе, вживую. Надо встретиться.

— Где тебя искать?

— Там, куда ты возвращаешься, меня нет. После. Я выберу другой слой.

— У меня пока не получается.

— Сказал же: выберу слой. Для тебя.

— Ты умеешь, как Константин?.. Не только сам, но еще и других направляешь? И... сейчас тоже?! — догадался Мухин. — Это ты решил, куда мне попасть?

—Я.

— Зачем сюда?! Их же, слоев, много. Выбор очень большой!

— Почти бесконечный. И я выбрал, — твердо произнес голос. В нем впервые звучала какая-то определенная интонация. Уверенность.

— В дерьмо меня окунул...

— Твое дерьмо. Ты сам в него окунулся.

— Не мое! — Это был не крик, кричать Виктор не мог, впрочем, его ответ оценили правильно.

— Геройство — твое, а дерьмо — не твое? Нет, все твое — и дерьмо, и геройство. Это не мир такой, это ты такой. И ты за все отвечаешь.

— Какое еще геройство?.. Я не герой, я обыкновенный...

— Тем хуже для тебя.

— Почему меня здесь не перекинуло? — спохватился Мухин. — Почему Дурь скосила всех, кроме меня?

— В том слое, откуда их выдавило, ты погиб несколько лет назад. Тогда границы были крепче, и ты остался там. Так и должно быть. А теперь они тают. Вы это видите, но не осознаете, к чему это ведет.

— Границы?.. Между слоями?

— Стены нужны не только для того, чтоб соседи не мешали друг другу спать. Они держат дом, и это важнее.

Кажется, голос продолжал вещать, но дальше Мухин забыл. Он решил, что попытается вспомнить хоть что-то, обязательно попытается, но не сейчас...

Спазмы все не проходили, и Виктор, корчась над унитазом, сплевывал омерзительно горький желудочный сок. Зубы скрипели, язык и десны щипало, о запахе и говорить нечего — Мухин вывернулся бы от одной лишь вони. Собственно, как раз этим он последние полчаса и занимался.