Сломай меня

– Я всего лишь спросил про чертов стул, брат, – хмурится Мэддок. – Да или нет?

– Я сказал «нет», мудила, и это не просто стул – вы, придурки, это отлично знаете.

Он улыбается и обхватывает Рэйвен за плечи.

После того как Рэйвен забеременела, Мэддок распорядился устроить ложу – поставить на высоте стулья из бетона, подальше от толпы, которую, разумеется, пускали к рингу, но не к линии из шести стульев, зарезервированных для нас.

Все верно.

Шесть.

Четыре для моих братьев-подкаблучников и их королев, а еще два – для меня и для того или той, кого я захочу туда посадить.

А я не хочу, чтобы там кто-то сидел.

Я одиночка, потерянный мальчик.

У меня есть мои братья, есть Рэй-Рэй и Вик-Ви.

Есть маленькая Зо-Зо, и скоро появится еще один маленький.

Маленький…

Бриэль чертовски маленькая.

Крошечная, как Динь-Динь.

– Ройс.

– А? – оглядываюсь на рявкнувшего на меня Мэддока.

– Прекрати тереть свои чертовы ноги.

Я опускаю взгляд. Мои руки у меня на коленях, и конечно же… я их натираю.

Поднимаю руки, провожу по волосам, и мои губы растягиваются в улыбке.

– Черт, – Мэддок со смешком качает головой. – Да ты под кайфом. Найти Мака?

– Нет, братишка. С кем, думаешь, я был? Мак следит, где бы он сейчас ни находился, и там было лишь полтаблетки… я не хотел накосячить с девчонкой, если бы она оказалась настолько глупа, чтобы выпить ее. Не парься, я на легком расслабоне. Ну, пара шотов, чтобы разбавить.

– Значит, место остается свободным?

Я киваю.

– Два места. Я отведу Бриэль на стену или еще куда.

– Отведешь меня куда?

Разворачиваюсь и вижу троицу: Кэп, Виктория и Бриэль.

Моя улыбка становится еще шире, когда я смотрю на Бриэль.

Да по сравнению с ней я просто чертов зверь.

Стойте, она задала вопрос…

– На улицу, я собираюсь отвести тебя на улицу. Подожди, – я делаю паузу. – Ты боишься темноты? Потому что если боишься, мы с моими братьями хороши в…

– Заткнись, – издает смешок Рэйвен.

Я улыбаюсь, а Бриэль хмурится, глядя то на нее, то на меня.

– Неважно. Я знаю, что ты не боишься темноты. – Я встаю и подступаю к ней так близко, что ткань ее топа обжигает кончики моих пальцев. – Ты в этой штуке спишь, разве не так, маленькая Бишоп?

Она поджимает губы.

– Угадал.

– А как еще ты спишь?

Бриэль поднимает руку, чтобы легонько похлопать меня по груди. Мой пульс ускоряется под ее ладошкой, как у неопытного подростка, и я накрываю ее ладонь своей, чтобы удержать на груди.

Черт, как же тепло.

Она смеется и слегка качает головой.

– Ты хочешь знать, как еще я сплю, Плейбой?

– Расскажи мне все об этом, Динь-Динь.

Она приподнимает подбородок, но все равно ее лицо ужасно далеко от моего.

– В одиночестве.

Слышу смех моей семьи, а сама Бриэль улыбается.

Мой взгляд падает на ее поблескивающие влажные губы.

Это не просто влажные губы.

Пухлые, персиково-розовые, с ярко очерченными краями; они как будто так и говорят: «Отведай меня, малыш».

Откуда они взялись?

Или даже: где они хотят оказаться?

Стоп, что?

Я жмурюсь и снова распахиваю глаза, стряхивая с себя… что, черт побери, на меня нашло.

Мне срочно нужен шот.

Бриэль наклоняет голову.

– Я так понимаю, ты под действием той таблетки, которой пытался меня убить?

– Не убить, просто слегка взбодрить, чтобы научить, – я улыбаюсь, а у нее открывается рот, и она смеется. – Действие скоро закончится. Чтобы кайфануть по-настоящему, надо две.

Она закатывает глаза к потолку.

– Ну конечно.

Ни от кого из нас не ускользает то, как на нее смотрит Мэддок. Остальные тоже, но они более расслаблены, в то время как Мэддок хочет, чтобы эта маленькая штучка знала, где, а точнее, с кем стоит.

Это хорошо, Бриэль должна почувствовать грань между нами и ней, потому что эта грань велика.

– Ладно, мы идем к клеткам, – говорю я брату.

Мэддок кивает.

– Встретимся там после боев.

Прежде чем я успеваю ответить, Бриэль делает шаг к Мэддоку, не сознавая, что Рэйвен движется вместе с ней, беременная и все такое.

– Подождите, боев? – спрашивает она.

Теперь Рэйвен улыбается.

– С обмоткой на руках, но без перчаток, без снаряжения. Только пот и кровь, как животные.

Бриэль качает головой, рот у нее приоткрывается, и она поворачивается ко мне, но потом ее лицо гаснет.

– Ладно, – говорит она.

– Нет, нет, – теперь уже я качаю головой и шагаю к ней. – Не надо.

Она хмурится.

– Не надо что?

Девчонка знает, о чем я говорю, но раз ей так хочется включить дурочку, я все выкладываю.

– Не закрывай рот, когда тебе есть что сказать. Не молчи, когда у тебя есть свое мнение, и не позволяй тому, что думают, любят или хотят другие, заставлять тебя что-то делать или влиять на тебя, поняла?

У нее краснеет шея, в глазах вспыхивает маленький огонек.

– Как я поняла, тебе нужны хорошие солдатики, готовые по щелчку выстроиться в ряд? – спрашивает она.

Раздражение опаляет мне кожу, я придвигаюсь ближе и наклоняюсь к ее лицу.

– Ты не солдат, маленькая Бишоп. Ты слишком мягкая, но мы со временем сделаем тебя тверже. Хотя я не уверен, что это удастся, если ты не можешь даже поделиться тем, что сидит в твоей милой головке.