– Ее мать ушла. Не умерла, но это почти то же самое. Она не хотела Зоуи и однажды, я думаю, пожалеет о своем выборе. Но даже если это когда-нибудь произойдет, все, поезд ушел, – он бросает на меня короткий взгляд, потом снова смотрит на Викторию и свою дочь
– Зоуи слишком похожа на нас. Преданная до невозможности. Честная. Она еще этого не понимает, потому что рядом с ней нет тех, от кого можно услышать слово «мама», – у нас с братьями нет матерей. Но скоро она это увидит – с Рэйвен. И кто знает, что будет дальше. Но это всего лишь слово, – Кэптен неистово качает головой. – И вот эта девушка, – он говорит о Виктории, – сделала все, чтобы Зоуи родилась.
Я жду, что на этом он остановится, но Кэптен открывается чуть больше.
– Неважно, как она ее называет. То, что чувствует малышка по отношению к себе – это любовь матери. Виктория ее мать во всем, что имеет значение, и даже больше.
У меня раздуваются ноздри, и я боюсь разреветься прямо перед ним.
– Крохе очень повезло.
– Мне повезло, – сразу отвечает он. – Нам повезло. Она просто ребенок, получающий то, что должен получать каждый ребенок. В этом не должно быть везения, – в его тоне легко считывается удрученность.
– И все же существуют такие места, как общежития Брейшо. Да, это верно, никто из детей не должен расти в ненависти и боли, но… мы через это прошли, – я осознаю, что говорю шепотом.
Поднимаю глаза и вижу на лице Кэптена легкую улыбку.
– Ты повидала немало дерьма, больше, чем я знаю, но не ожесточилась и не озлобилась, – в его тоне слышится искренняя озадаченность. – Как тебе это удалось?
– Если ты волнуешься, что твоя малышка вырастет и…
– Не волнуюсь, – перебивает он. – Я знаю, что с ней все будет в порядке, и даже лучше. Я хочу узнать о тебе. Как ты… осталась такой? Заботливой и доброй. Хорошей.
Я пожимаю плечами.
– У меня был брат, который меня любил, и я его тоже любила. Он всегда говорил мне, что наша жизнь не ограничивается тем, что у нас есть сейчас, – нет, у нас будет нечто большее. Не думаю, что он сам в это верил, но
– Это не все, – догадывается Кэптен.
Поначалу я колеблюсь, но потом решаюсь поделиться. Он удосужился спросить, а это уже что-то.
– Я могла бы с легкостью впасть в окружающее нас уродство, и иногда мне требовалось немало самоубеждения, чтобы помнить слова брата. Но жизнь с тем, с чем мы жили, сделала мир вокруг меня намного яснее. Достаточно было одного взгляда или нервного разговора ни о чем с ребятами в школе или где-то еще, чтобы понять: они живут с той же темнотой… Их глаза были мертвыми, и я понимала, что у них нет брата, как у меня, кого-то, кто дал бы им надежду… Нет Полярной звезды, в которую можно было бы верить… того, кто указал бы путь, когда ты чувствуешь себя потерянным.
– И ты им это давала, – у него на лбу собираются складки. – Ты была сильной для других. Помогала увидеть, что есть нечто большее. Ты была надеждой для потерянных душ.
Я чувствую щемящую боль под ребрами и снова встречаюсь взглядом с Кэптеном.
– Я пыталась… – Мой рот вытягивается в невеселой улыбке. – Это были всего лишь слова, подбадривающие жесты… сесть с кем-то рядом за ланчем, повалять дурака на перемене.
– И идея чего-то большего, надежда не пропадали. Ты давала им то, до чего они могли дотянуться в темноте, когда все, что у них оставалось, – только они сами, если не считать неба над головой. Это охренительно много, Бриэль.
– Да нет на самом деле, – тихо говорю я. – Но это все, что я могла предложить.
Кэптен кивает, на его лице отображается какое-то более глубокое чувство, но я понятия не имею, как его считать – настолько оно сложное.
– Ты могла бы быть счастлива здесь. Так ведь?
– Это все, чего я хотела.
Его брови встревоженно сходятся на переносице, он наклоняется ближе.
– Хотела?
Открываю рот, но тут же захлопываю.
Почему я сказала «хотела»?
Разве я не хочу этого сейчас?
Лицо Кэптена становится серьезным.
– Я вижу, что происходит, Бриэль. Мы все видим.
У меня внутри бурлит напряжение.
– Касательно чего?
Кэптен переводит взгляд на Мэддока и Ройса, стоящих в длинной очереди у ларька с едой.
– С ним нелегко справиться, – голос парня звучит строго, но в словах отчетливо слышится обеспокоенность. – Он самый твердолобый из всех, кого я знаю. Самый смелый, бесстрашный, но он… с ним непросто. Ройс сам все портит, когда дело доходит до чувств.
Я кошусь на Рэйвен, она сидит на лавочке рядом и не сводит с нас глаз.
Снова смотрю на Кэптена.
– Почему ты мне это говоришь?
– Потому что придет время, когда тебе нужно будет это вспомнить.
А разве оно не пришло?..
Хотя вряд ли Кэптен в курсе.
А может, и в курсе.
Между ними же нет секретов, верно?
– Ты так уверенно говоришь…
– Потому что я уверен, – без промедления отвечает он. – Мне нужно, чтобы ты понимала: то, что кажется концом, всегда лишь начало. И тогда его нужно оттолкнуть, чтобы он не потерял себя.
Он смотрит на меня.
Мейбл сказала то же самое, но услышать такое от Кэптена – это почему-то сильнее влияет на меня.
Когда я наконец заставляю себя кивнуть, он кивает в ответ и уходит.