Сломанная кукла

– Тише, девочки. – Брантли ухмыляется, вставая между нами. – Как бы это меня ни возбуждало, вам нужно оставаться сосредоточенными.

– Ты отвратителен, – бормочу я Брантли, оглядывая его с ног до головы.

Я не знаю, во что он играет и почему он здесь. Я даже не уверена, что он все еще на нашей стороне.

– Один вопрос, – заявляю я, глядя прямо на Брантли. – Твой день рождения, когда мы оба были маленькими…

Лицо Брантли мрачнеет. Гектор молча наблюдает за мной со стороны.

– Что ты хочешь узнать? – спрашивает Брантли, скрестив перед собой руки.

– Что случилось в тот день? – шепчу я, прислонившись к машине. – Я помню только отдельные эпизоды.

– И что? – рычит Брантли. – Тебе приспичило поностальгировать?

– Нет! – огрызаюсь я. – Я просто хочу знать, почему мне никто не рассказывал об этом раньше.

Брантли смотрит на Гектора, а затем на Лукана, который, в свою очередь, смотрит на меня.

Затем Гектор поворачивается к Лукану.

– Какой день рождения?

Мои глаза наполняются слезами.

– Подождите!

Брантли замирает.

Закрыв глаза, я возвращаюсь в тот день, погружаясь все глубже и глубже. Я была такой маленькой… такой маленькой.

– Куда мы идем? – спросила я у человека рядом.

Это был тот самый человек, который причинил мне боль той ночью. Я не знала, почему он причинил мне боль, но он велел мне не рассказывать об этом взрослым. Я должна была уважать старших, поэтому я никому не сказала, опасаясь, что попаду в беду.

– Вот увидишь, Лебедь, – пробормотал он, схватив мою ладонь своей грубой рукой и потащив меня по длинному темному коридору.

Мы миновали столько дверей. Все они красного цвета. Не приятный красный, а красный, похожий на кровь. Он остановился у двери, на которой висела золотая табличка с гравировкой «Витиос». Я посмотрела на мужчину, наклонив голову. Раньше он причинял мне боль только в моей спальне. Я не знала, зачем он привел меня сюда. В это ужасное место.

Он открыл дверь и жестом указал на кровать.

– Иди и ложись на кровать, Лебедь.

– Нет! – кричу я, падая на землю.

Я трясу головой, хватаюсь за волосы и с силой дергаю их, желая с корнем вырвать воспоминания.

– Мэдисон!

Кто это? Похоже на голос Бишопа.

– Брантли…

Посмотрев на кровать, я сглотнула и медленно вошла в комнату. Это была большая комната. Гигантская. В ней было очень темно, а сбоку стояла большая кровать. Приглядевшись, я подошла к кровати. Мое сердце бешено колотилось в груди, а в горле пересохло. Все лампы в комнате были совсем тусклыми, но одна из них светила прямо на кровать, и, только подойдя поближе, я увидела, что это камера, установленная на подставке и направленная на матрас.

Я нахмурила брови.

– Что…

– Иди в постель, Лебедь.

Этот голос. Я ненавидела этот голос. Я чувствовала себя ужасно, у меня скручивало живот. Что-то было не так, как и всегда, когда он был рядом. Я ненавидела его, но я повиновалась, потому что мне было велено это делать. Мне приходилось слушаться взрослых, они всегда знали, что для меня лучше. Но почему он заставлял меня чувствовать себя грязной? Ни один другой взрослый не заставлял меня чувствовать себя грязной. Он меня огорчил, обидел и разозлил одновременно. Я была в полном замешательстве.