– Да, к этим ребятам если попадешь на крючок, устанешь конверты носить! – оскалил желтоватые зубы помощник Гольдштейна.
– Ну, я так понимаю, мы все обсудили? Во сколько завтра встречаемся возле суда, Юрий Ильич? – я отодвинулся от стола и кивнул официанту, давая понять, что хочу рассчитаться.
– К десяти сможете подъехать? – Гольдштейн покосился на свой стейк.
– Да, приеду. Ужинайте. Приятного аппетита.
Адвокат помахал мне пухлой рукой и вонзил вилку в кусок мяса, давая понять, что, пока не доест, с места не сдвинется. Его помощник тоже, наконец, занялся своей пастой «Болоньезе».
Я накинул пальто. Не застегиваясь, вышел на порог ресторана, закинул голову вверх, взглянул на хмурое темное небо.
Что с нами, Плетневыми, не так?
Дядя Родион так и не женился. Мой родной отец потерял жену в сорок лет. Я овдовел и того раньше – в тридцать. И вот теперь мой сын рискует остаться без матери, а его бабушка и слышать о нем не желает!
21. Зиновий
Заявление в суде у меня приняли без возражений: спасибо адвокату. Заседание назначили через неделю, сказали, раньше не получится: суду нужно изучить обстоятельства, проверить документы…
Смысла торопить судей я не видел, хотя Гольдштейн явно придерживался другого мнения.
– Вот очнется госпожа Сербова, и справка из больницы, в которой говорится, что она без сознания и отвечать за ребенка не может, станет недействительной, – высказал он мне свои опасения, когда мы вышли из здания суда.
– Суд может отказать мне в установлении отцовства и в праве на совместную опеку, если состояние матери моего сына изменится? – удивился я.
– Нет, дееспособность матери – не повод отказывать вам в этом, – пояснил Юрий Ильич. – Но могут потребовать присутствия женщины и ее свидетельских показаний. Тогда может выяснится, что генетическая экспертиза на отцовство производилась без ее согласия. А это уже нарушение и повод затянуть дело…
– Будем решать проблемы по мере их поступления, – я развел руками. – Пока что состояние Алевтины все еще критическое, и врачи не спешат давать утешительные прогнозы.
Алевтина и в самом деле не спешила выздоравливать. Ей провели пару сеансов гемодиализа, перелили немыслимое количество крови, вводили какие-то серьезные лекарства, названия которых мне ни о чем не говорили, но которые я без возражений оплачивал. Впрочем, теперь, когда обо всем узнал моя дядя, он в любом случае сделал бы все, чтобы спасти женщину, даже если бы я вдруг разорился. Пусть от дел он отошел, но личные финансы ему позволяли многое.
За неделю до судебного заседания кое-что все же изменилось. Во-первых, Никита, наконец, раззнакомился с моим дядей, своим двоюродным дедом, и даже подружился со стариком. Во-вторых, реаниматологи обрадовали меня новостью, что состояние Алевтины понемногу начало улучшаться.
В день судебного заседания я в офис не поехал.
С утра позвонил в больницу – узнать, как там мать моего ребенка.
– Вы знаете, мы считаем, что пациентка теперь в состоянии дышать сама, так что сегодня планируем отсоединить аппарат искусственного легкого, – сообщил мне уже знакомый врач.
– Можно будет ее навестить?
– Пока трудно сказать, наберите после обеда…
– Обязательно!
Нажал на отбой, спустился вниз – у крыльца меня уже ждал водитель на служебном автомобиле. Сказал парню, куда ехать, а сам задумался.
Предстоящая встреча с Алевтиной меня напрягала. С одной стороны, я был рад, что мои усилия не напрасны, что женщина вроде бы пошла на поправку. Это значит, что Никита не останется без матери, как остался когда-то я. С другой стороны – вопреки словам дяди, мысли о браке с Тиной я даже не допускал.
Я вообще больше не собирался жениться! Хватит! Плавали, знаем, чем это все чревато.
С Евгенией я был непозволительно мягок и терпелив. Радовался, идиот, что она меня не за деньги полюбила, что не тянет из меня миллионы, не стремится сесть на шею, а сама работает, карьеру строит. А в итоге получилось, что это была та же задница, только с другой стороны!
Женька денег от меня не требовала, нет. Я сам давал – и на первый ипотечный взнос на квартиру для ее родителей. И на машину: тоже взяли в кредит, но выплачивал его я. Но главное – не будь меня и моего дяди, она не попала бы в фирму наших давних деловых партнеров, и не получала бы регулярные повышения! А ей, похоже, только это от меня и было нужно.
Я скрипнул зубами, тряхнул головой, прогоняя болезненные воспоминания.
В общем, женитьба на Алевтине – не вариант. Тут даже думать не о чем. Но сына я хочу видеть. Хочу проводить с ним вечера, водить мелкого на футбол, в парки и в детские развлекательные центры. Растить, воспитывать, учить всему, что знаю и умею сам. А значит, Никита должен остаться в Москве.
Как я этого добьюсь? Пока не знаю. Но добьюсь обязательно!
Надо перевезти сына и его мать сюда, в столицу, и объяснить женщине, что теперь заботиться о мелком буду я. Вообще, было бы здорово, если бы он жил со мной. С матерью, если что, может по выходным видеться. Надеюсь, она согласится, что у меня больше возможностей дать Никите все, что только может понадобиться!