– Заедем куда-нибудь в хороший ресторан, пообедаем? – предложил Зиновий, когда мы, наконец, снова оказались в машине.
– Что-то не хочется. Жарко. Давай дома поедим.
– Стесняешься? – Зиновий глянул на меня коротко, но пронзительно.
– Чего?
– Вот и я хотел бы знать – чего.
– Просто хочу скорее вернуться к Никите! – начала злиться я.
Может, конечно, я и стесняюсь своей простой одежды: джинсы – китайские, блузка – турецкая. В престижных заведениях в таком наряде делать нечего! Только дело не в этом. Мне было неспокойно на душе – как всегда, если я надолго оставляла Китенка с няней. Не то чтобы я не доверяла Елене Михайловне, но четырехлетние мальчишки – такие живчики! За ними глаз да глаз нужен!
– Все-все. Едем домой. Не злись, пожалуйста. – Плетнев завел мотор и вывел джип со стоянки.
Я молча передернула плечами. Не злиться не получалось. То ли я не выспалась, то ли меня доконала жара, но на душе было как-то муторно и гадко.
Два часа по пробкам – и мы выбрались за МКАД. Полетели по Рублевскому шоссе. На подъездах к поселку услышали вой сирен: нас догоняли несколько машин пожарной службы.
– Это у нас в поселке пожар, что ли? – забеспокоилась я. – Едем скорее!
Дурное предчувствие не подвело: горел коттедж Плетнева. В тот миг, когда я увидела над домом клубы дыма, он почему-то вмиг стал для меня чужим. Как и его хозяин.
– Никита-а-а-а! – завопила я, дергая заблокированную дверь.
– Сиди! На машине быстрее! – рявкнул, обрубая на корню мою истерику, Зиновий.
Вмиг домчал до ворот, но припарковался чуть дальше, нажал кнопку на брелоке, открывая ворота, рванул дверцу джипа, выскочил и бросился во двор.
Я, завывая, непослушными пальцами терзала внезапно заклинивший замок ремня безопасности. Наконец, он поддался. Я вывалилась из машины, оцарапала колени, даже не заметив этого. Взвилась отпущенной пружиной. Отставая от Плетнева на добрый десяток метров, побежала следом.
Влетела в ворота и увидела, как Зиновий взбегает на крыльцо, открывает дверь и исчезает в клубах дыма.
Мое намерение бежать следом пресекли соседи. Схватили за руки, за плечи, за талию:
– Стой! Хватит того, что мужик твой в самое пекло бросился! – проорал кто-то мне в ухо.
Мне было все равно. И того, что Плетнева назвали моим, я не заметила. Я продолжала вырываться и вопить, повторяя, как заведенная, имя сына:
– Никита! Кит! Пустите! Там мой сын!..
– Стой, дура! Пожарные вон уже подъехали!
...во двор действительно вкатила ярко-красная машина, из нее посыпались люди в защитных костюмах, на ходу натягивая на лица кислородные маски. Я на них не смотрела. Смотрела на дом.
– Сколько людей в доме? Кто-то здесь есть из жильцов?
– Я! Там трое… должно быть. Сын, няня и Зин… – мне все же удалось собраться с силами и ответить на вопрос.
– Огонь на втором этаже в угловой комнате. Чья она? – меня продолжали пытать.
– Там детская! – меня снова накрыло волной отчаяния. – Кит!.. Китенок мой!..
Словно отвечая на мой горестный вопль, окно распахнулось.
В клубах дыма показался Зиновий с Никитой на руках.
– Ловите кто-нибудь! – крикнул он.
Двое крепких мужчин тут же оказались под окнами, растянули неведомо откуда взявшийся тент:
– Бросай!
Тело Никиты полетело вниз со второго этажа.
Я вырвалась из чьих-то цепких рук и бросилась к нему.
Выхватила сына из складок ткани, прижала к груди. Огляделась, увидела машину скорой помощи, побежала к ней. Думать о том, что будет с Плетневым, спасется ли он, мне было некогда.
Никиту у меня забрали, уложили на носилки, проверили пульс, дыхание.
– Жив! – объявил врач, цепляя на лицо ребенка кислородную маску. – Надышался, похоже, сильно. Вы едете?
Осознав, что вопрос относится ко мне, я закивала.
– Документы какие-нибудь прихватите.
– Сейчас! Они там, в джипе, – я указала на ворота.
– Тогда бегите, а мы как раз развернемся и вас подберем.
Больше мне ничего не нужно было объяснять. Как я бежала к джипу, как хватала с заднего сиденья свою сумочку и мчалась обратно к машине скорой – не помню. Очнулась, только когда мы уже летели, сопровождаемые воем сирены, по Рублевке в сторону МКАДа.
Я держала вялую неподвижную ладошку Никиты и беззвучно шептала его имя. Доктора что-то вводили Китенышу в вену, заполняли бумаги, поглядывая в мой паспорт. Куда-то звонили, требовали, чтобы нас встречала реанимационная бригада.
В клинике, куда нас доставили, Никиту тут же увезли в реанимационное отделение, а я осталась дежурить под дверями. Минут через сорок ожидания вышел кто-то из врачей. окликнул меня по фамилии. Сообщил успокаивающе:
– Не волнуйтесь, мамочка. Отравление угарным газом есть, но умеренное. Недельку, конечно, в больнице полежите, но угрозы жизни нет. И без ожогов обошлось: повезло! Езжайте домой.
– Могу я увидеть сына? Поговорить с ним?
– До завтра он будет спать. Приезжайте завтра к полудню. Пропустим, так и быть.
Я принялась благодарить – наверное, слишком многословно. Меня прервали:
– Все-все! Успокойтесь уже, Алевтина! Завтра ждем.